Представления о войне часто вызывают ассоциации с человеческой трагедией, геройством. В войне участвуют люди, судьбы которых преломляются. Они вынуждены искать новые формы для самореализации, которые помогают выжить, противостоять бедствиям войны. Литература призвана всё это отобразить. Поэтому, помимо боевых действий, тактических ходов и прочих документальных данных, в военных нарративах очень важна репрезентация человеческого общежития, сугубо бытовых практик, присущих каждому человеку как в мирное время, так и в военное.

Удивительно, насколько общественно значимым может быть такое обыденное действие как поход в уборную или пятиминутный перекур. В непрерывном потоке разрывающихся снарядов, очередей пулемётов и смерти своих товарищей житейские мелочи выходят на первый план и вызывают гораздо более яркие эмоции по сравнению с реально важными, казалось бы, стечениями обстоятельств.

Немецкий солдат Первой мировой войны – Эрих Мария Ремарк

Отличным примером этого стали произведения Эрих Марии Ремарка «На западном фронте без перемен» и Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!». Оба романа раскрывают тему «потерянного поколения» – людей, для которых война стала университетом жизни, тех, кто в шестнадцать и восемнадцать лет уже успел подойти вплотную к вопросу «что же ждёт всех нас дальше?». На войне они поняли, что традиционная мораль, говорящая людям о смерти как о важной части мироздания, требующей глубоких размышлений и душевных переживаний, в ходе вооруженного конфликта неприемлема: смерть солдат становится должным, каждый день соседствующим с будничными ритуалами. Она рутинна. Она логична. Иногда такое понятие, кажущееся на первый взгляд несовместимым с войной и смертью, как юмор, помогает пережить потерю, кошмары фронта сгладить иронией… Это спасает от помешательства.

Для главного героя романа Джонаттана Литтелла «Благоволительницы» события, неприемлемые для мирного течения жизни, становятся обыденностью. Вот что он говорил о казни Зои Космодемьянской:

«Я начал смутно догадываться, что, приняв участие в столь скверном спектакле, перестаю замечать его постыдность, тяготиться чудовищным попранием, осквернением Доброго и Прекрасного; происходило скорее обратное; происходящее становилось привычным и больше не вызывало никаких особенных эмоций»^[1].

Реальность, в которой смерть становится обиходом, вынуждает людей приспосабливаться к другой жизни, кто как может, и справляться с эмоциональными изменениями в сознании. Это было важно для каждого, кто участвовал в войне, сейчас же на это смотрят как на изменение сознания целого «потерянного поколения». Лекарством для каждого современника войны всегда служила любовь. Любовь как нечто сохраняющее и придающее смысл существованию человека. Однако на войне это понятие крайне растяжимое: это может быть любовь к Родине, любовь к матери, к земле, любовь к женщине. Мысли о любви как о светлом чувстве тут и там соседствовали с мыслями о сиюминутных удовольствиях. Как много о женщине и об удовольствиях, которые она может принести, говорится на войне. Наличие в близлежащей территории публичного дома было настолько же важным, как важна была близость точки с продовольствием и госпиталя. А основное значение слов «хорошее», «лучшее» заключалось во встречах с девушками и в них самих. Хемингуэй писал:

«– Хватит. Скажите, какое было самое лучшее?

– В Милане.

– Потому что это было первое. Где вы её встретили? В «Кова»? Куда вы пошли? Как всё было? Выкладывайте сразу. Остались на ночь?

– Да.

– Подумаешь. Теперь и у нас здесь замечательные девочки. Новенькие. Первый раз на фронте»^[2].

Эрнест Хемингуэй после ранения, 1918 год

Не познавшие ещё сексуальную революцию шестидесятых, люди, жившие в первой половине XX века, относились к теме половых отношений очень щепетильно: в 30-х–50-х годах практически невозможно было в открытую разговаривать о своей интимной жизни с кем-либо, придавать им большое значение было извращением и аморальностью. На войне же всё иначе: сексуальное удовольствие служило неким наркотиком, которого каждый желал и который на некоторые мгновения уносил человека от проблем. «Вы порносказки в лесу у костра в мужской компании не слыхали? Как-нибудь расскажу, ага…», — так написал в своей статье Алексей Ивакин в журнале «Самиздат»^[3].

Часто речь даже шла не об обоюдно ласковом отношении мужчины и женщины, а о сексуальном насилии, когда дело касалось не добровольного контакта, инициаторами которого, к слову, могли быть как мужчины, так и женщины. Об этом подробно писали А. Лебединцев и Ю. Мухин в совместной работе «Отцы-командиры – О любви и сексе на фронте»^[4]. Во время войны насилие представляется чем-то само собой разумеющимся, сопровождающим человека во всех его действиях, командных или интимных.

Девиации от нормального человеческого поведения прослеживались не только в насилии и грубости. Ни для кого не секрет, что даже случаи гомосексуализма на войне имели место. Встречались и инцест, и аутоэрастия (нарциссизм, с точки зрения сексологии). В книгах о войне можно найти о них сведения. Так, в «Благоволительницах» главный герой Ауэ, как сказал в своей статье Дмитрий Лисин, «мало что гей, но ещё и задушил мать свою, а с сестрой провел инцестуозное отрочество»^[5]. Поскольку дожить до победы было проблемой, люди при малейшей возможности всячески старались получить удовольствие.

Но кому-то всё же несказанно везло, они по-настоящему сближались, влюблялись. Мотив любви Хемингуэй также использует и в качестве документальной достоверности романа: «Даже в любовных сценах с их щемящей поэзией большого, но обреченного чувства, которое меняет всю доминирующую в романе атмосферу насилия, грязи и цинизма, почти неизменно сказывается стремление достичь той чуть ли не репортажной суховатой конкретности, которая повсюду даёт о себе знать на страницах «Прощай, оружие!»»^[6]. На этом фоне хорошо видны образы-символы, помогающие осознать читателю трагизм войны.

Несмотря на повсеместное в военное время некое помешательство на любовных взаимоотношениях между людьми, о них говорили всё-таки как о чём-то крайне интимном, нежном, трепетном. Черты биологического в человеке можно назвать «потребностью», но это биологическое чаще соединено с приставкой «не»: непотребно. Еда, сон, сексуальное удовлетворение – всё это потребности. Но вместе с тем порой они могут подаваться как нечто постыдное и непотребное. В литературе о войне автор может рутинному и личному процессу уделять целые абзацы, наделять их мыслями и смыслами.

«Непотребность» в художественной литературе о войне допустима. Во-первых, это особая черта реалистичных военных произведений, а во-вторых, она нужна не только для придания колорита тексту: на войне интимные процессы действительно являются важной частью человеческого дня, житейской сиюминутностью, вызывающей не меньше эмоций, чем взрывы мин и пушек. Именно война является квинтэссенцией человеческого бытия. Здесь и сейчас. Потому как завтра для многих не будет, а вчера уже не вернётся. В такие моменты обостряется всё. На войне, на амбразуре есть не только такое высокое, как смерть. Амбразура – это ещё и пронести на руках сорокалитровый термос с супом для своих товарищей, чтобы те не голодали. И важна каждая мелочь: если от этого термоса оторвалась лямка и нести её приходится на руках в крайне неудобном положении, солдат может её бросить и побежать обратно за новой. Но товарищи ждут и солдат тащит сорок литров на руках. Обыденность ли? Или подвиг? В отличие от героев военных эпопей Толстого и Стендаля, герои Ремарка и Хемингуэя пошли на войну не гонимые чувствами романтическими или эстетическими, и пошли не за подвигами. Сыграла свою роль обыденность и поголовный призыв всех умеющих держать оружие мужчин: юных и не очень. Они шли туда, будучи уже разочарованными в войне, в мире, в существующих порядках. Дезертирство в армии не было позорным, от него отказывались лишь по причине того, что их семьи и родных будут преследовать власти.

Война для большинства людей, которые в ней участвовали, остаётся делом исключительно частным. В каждом человеке, в каждой человеческой душе накапливается усталость от военных лет с их жесткостью и грязью. И осознание этого истинно трагического опыта возможно только под чистым небом. Необходима перемена в окружении, чтобы ужасы войны, смешавшие в себе насилие, бесчеловечность, общее, личное, важное и неважное, оказались не просто вакханалией, а определенным законом человеческого бытия и вечных проблем, возникающих перед каждым^[7].

Интересно то, что в буднях героев романов Ремарка и Хемингуэя столь же близко присутствие «высших целей», сколь и в трактатах великих мыслителей и философов (а ребятам всего-то было по 16-19 лет!). Соседство натуралистичности и сентиментальности произведений этих писателей часто встречались критикой^[8], которая говорила, что они неравносильны, потому что идеи и высокие мысли героев возникали на самых заурядных фонах. Австрийцы наступают, в то время как на фронте кто-то подхватил венерическое заболевание, а шутки над священником всё так же остаются одним из самых забавных времяпрепровождений. И герой Хемингуэя здесь осознаёт, что такие слова как «слава», «доблесть», «подвиг», «святыня», звучат в данное время заурядно и совсем неприлично рядом с теми местами, которые постепенно война сравнивает с землёй, и с теми именами, которые вписываются в ряды погибших и потерявшихся в безумном вихре.

На войне все равны и ни у кого нет права на интимное. И таким образом, основной мотив «потерянного поколения» очень тесно граничит с проблемой отношения к сиюминутных удовольствиям, а также с их изображением в военной литературе. «Потерянное поколение» не смогло принять войну и не оправдывало необходимостью борьбу и убийства людей, которых оно даже не знало и которые ему ничего не сделали. На войне всё стирается и понятие «личности» перестаёт существовать. Физическое состояние человека на войне выходит на первый план и, скорее, только физически можно получить удовольствие, поэтому ему так много внимания уделяется в литературе о «потерянном поколении» и о войне вообще. Не впасть в помешательство помогает особое внимание к бытовым деталям и чёрный юмор. А любовь помогает сохранить и придать смысл существованию человека. 

Автор: Юлия Кудрявцева

^[1] Литтелл Дж. (2012) Благоволительницы. М.: Ад Маргинем Пресс. С. 149.

^[2] Хемингуэй Э. (2004) Прощай, оружие! М.: Аст. С. 16.

^[3] Ивакин А. (2013) О мате, пердеже и прочих непотребностях в военной литературе // Сайт Samlib.ru. 30 августа. (http://samlib.ru/i/iwakin_a_g/xyj.shtml).

^[4] Лебединцев А., Мухин Ю. (2007) Отцы-командиры – о любви и сексе на фронте // Сайт Liewar.ru. 25 октября. (http://liewar.ru/knigi-o-vojne/39-ottsy-komandiry.html?start=13).

^[5] Лисин Д. (2012) Джонатан Литтелл. Благоволительницы, роман // Сайт Russ.ru. 24 июля

(http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Dzhonatan-Littell.-Blagovolitel-nicy-roman).

^[6][7] [8] Зверев А. (1982) Американский роман 20-30-х годов. М.: Художественная литература. С. 89-90. С. 83. С. 84.