12 ноября в рамках фестиваля премии «Просветитель» в Центре документального кино прошла лекция «Из каких историй состоит История кино» журналиста и кинокритика Марии Кувшиновой, а после состоялся показ фильма Джоната Глейзера «Побудь в моей шкуре». Главной темой выступления стала история кинематографа, которая неразрывно связана с техническим прогрессом и различными формами искусства.

Отправной точкой кинематографа принято считать 1895 год, когда состоялся первый кинопоказ на бульваре Капуцинов в Париже, организованный братьями Люмьер. Однако, по мнению Марии Кувшиновой, история кино начинается задолго до этого: «Кино существовало всегда. Его какие-то прототипы можно разглядеть в наскальных рисунках, на которых некий художник изобразил бизона с восемью ногами, чтобы передать движение». Кроме того, следы кино можно найти и в живописи, и в литературе, откуда, как считает кинокритик, кинематограф заимствовал некоторые свои принципы. С ходом технического прогресса произошёл синтез всех видов искусства, что позволило не просто оживлять двумерную картину, но и снимать короткие киноленты.

Качественные изменения в кинематографе начали происходить в период научно-технической революции начала XX века. Совершенствование съёмочного оборудования привело к тому, что кино сначала перестало быть немым, а затем чёрно-белым. Уже в наше время произошёл переход из формата 2D в 3D, но с точки зрения киноискусства, это, как считает Кувшинова, тупиковый путь.

Про важнейшие моменты в истории кино Мария Кувшинова рассказала очень подробно, поэтому THE WALL решили узнать мнение кинокритика о вопросах, которые не были затронуты на лекции.

Мария Юрьевна, по Вашему мнению, в какой степени кинематограф формирует массовое сознание?

В той мере, как это было в XX веке, уже, конечно, нет. Тогда это было основным каналом, так как в то время не было ещё телевидения, компьютерных игр, футбольных трансляций, социальных сетей. Безусловно, той власти над умами, которая была у кинематографа в XX веке, уже не вернуть, потому что появилось очень много конкурентов именно за внимание людей. Тем не менее, это даёт основание очень многим полагать, что кино умерло, потеряло своё влияние, но мы прекрасно понимаем, что какое-то влияние кино всё равно ощущается. Я иду по улице и вижу вывеску бара, на которой написано: «У нас сегодня кинококтейль». Очевидно, кино настолько популярно, что люди продолжают его использовать даже в каких-то рекламных целях, в данному случае, чтобы продавать напитки. И, конечно, кинематограф становится таким донором неких ярких образов, которые продолжают очень сильно влиять на людей, часто будучи вырванным из контекста.

«Очевидно, кино настолько популярно, что люди продолжают его использовать даже в каких-то рекламных целях»

Например?

Ну, заходишь в социальную сеть Tumblr и видишь там бесконечно закольцованные гифки. Это образы, которые, с одной стороны, вырваны, а с другой стороны, они работают, потому что ты понимаешь, откуда это и что это. Ты видишь, как мальчик бежит по берегу моря в бесконечно закольцованном виде, и ты понимаешь, что это «Четыреста ударов» Трюффо. В этом смысле кино, конечно, продолжает влиять, просто не только оно единственное. Да, его влияние велико, но не тотально (улыбается).

Каким должен быть кинематограф: общедоступным и понятным или глубоким, возбуждающим воображение и побуждающим к каким-либо размышлениям?

Получается так, что в этом постмодернистском мире, где есть такое разнообразие платформ и выборов, кинематограф может быть любым. Дальше уже вопрос в том, попадает ли этот фильм к тем зрителям, которые могут его оценить и которым он подходит. Здесь уже вопрос коммуникации и каналов доставки. Потом, кино делают по-прежнему люди, а не роботы. Люди разные, у них разный опыт, разная глубина проникновения. Мы не можем говорить, каким кинематограф должен быть, потому что он рождается при помощи тех людей, которые продолжают хотеть его делать. У них есть варианты.

Можно ли разделить кинематограф на категории, которые бы подходили под тот или иной тип людей?

Знаете, вчера или позавчера я разговаривала с кинокритиком Таней Алюшиной, которая сказала, что её всегда ставят в тупик вопросом «что мне посмотреть?». «Я как врач, – говорит она, – у которого пациент спрашивает, чем он болен, и не называет своих симптомов. Как я могу посоветовать тебе что-то посмотреть, если я не знаю, что тебе нравится? Назови хотя бы пять своих фильмов, которые тебе нравятся, и я, может быть, что-то для тебя подберу». По такому же алгоритму действуют какие-то сетевые базы (Amazon, IMdb): ты просматриваешь профили фильмов, а внизу предлагают, что тебя может заинтересовать. Не знаю, насколько это работает, мне никогда не удавалось узнать что-то, чего я не знала, но это ж тоже какой-то способ коллективного переживания на разных уровнях. Не только потому, что вы вместе сидите в зале, но и потому, что есть какой-нибудь маленький индонезийский фильм, который любишь ты и какой-нибудь мальчик на другом конце света, и вас это объединяет. Только это, и больше ничего. Собственно из-за социальных сетей так много маргинальных режиссёров оказалось на виду в последнее время, которые раньше существовали где-то в подполье. Появились люди, которым они нравятся, которые их поддерживают, а благодаря интернету они получили возможность объединяться, создавать какие-то группы. С точки зрения бизнеса, если ты дистрибьютор и у тебя есть тот маленький индонезийский фильм, то в каждом отдельном городе возможно найти двух-трёх зрителей, а во всем мире набрать несколько тысяч. Сейчас для этого есть все технологические возможности, хотя это, конечно, идеальная модель.

Автор текста: Аполлинария Алексеева

Фото: Антон Андриенко