В конце сентября новости пестрили заголовками о том, что патриарх Кирилл подписал обращение за полный запрет абортов в России. Чуть позже выяснилось, что речь шла лишь об их выведении из системы ОМС. У инициативы сразу же появилось множество сторонников и противников, противостояние движений про-лайф и про-чойс обострилось как никогда. THE WALL взял интервью «по обе стороны баррикад». Представляем вашему вниманию мнения представителей совершенно разных профессий об абортах в целом, и их взгляды на действующее российское законодательство.
Скажите, пожалуйста, что представляет собой аборт, с точки зрения христианства?
Это убийство. С момента соединения двух клеток мужской и женской появляется новый человек, новая личность, с собственной душой. И любой способ уничтожения этого существа будет являться убийством. Именно по этому людям, совершавшим аборты, уже в древние времена давалась епитимья как убийцам. По каноническим правилам их отлучали от причастия на срок до 20 лет.
Как Вы считаете, может ли аборт при каких-то условиях быть допустим?
Моё личное мнение, что в исключительных случаях, когда существует реальная угроза жизни матери, врач или сама женщина могут принять решение как поступить с ребёнком. Но даже в этом случае после выздоровления женщина должна принести покаяние за аборт.
А как Вы полагаете, что необходимо изменить в российском абортивном законодательстве?
Честно говоря, я не очень вникал в эту тематику. Но мне кажется, что убийство не может быть законным и оплачиваться из государственного кармана. Но и запрещать полностью значит загонять в подполье, значит рисковать жизнью женщины. Надо найти максимально взвешенное решение.
Скажите, пожалуйста, как сегодня относятся российские консерваторы к проблеме абортов? Насколько отличается их позиция от взглядов американских консерваторов?
Как к очень серьезной проблеме. Известно, что в России ежегодно совершается около 1 млн абортов — по этому показателю Россия занимает третье место в мире, после Китая и США. Учитывая такие цифры детоубийств, понятно, что борьба с абортами в стране непременно сталкивается с сопротивлением тех организаций, которые наживаются на них (абортах). В США одна только Planned Parenthood совершает свыше 300 тысяч абортов ежегодно. В России аборты включены в систему мед. услуг, предоставляемых внебюджетным государственным фондом — и цифры явно не меньше. Если говорить о деньгах, то речь идет о миллиардах долларов. Финансирование происходит из денег налогоплательщиков, представьте, какой это «бизнес» без всяких рисков.
Но это не самая главная проблема, хотя одна из. Главная проблема — это то, что миллион человек ежегодно лишаются права на жизнь самым гнусным способом. Человек имеет право на жизнь с самого зачатия, потому что зародыш — это тоже хомо сапиенс в определенной стадии своего развития. В этом плане мы не только нарушаем религиозные правила уважения к жизни, но даже светские — Россия, насколько я знаю, принимает Декларацию прав человека и Декларацию прав ребенка.
Консерваторы всегда стояли на страже права на жизнь, права частной собственности и экономической свободы. Поэтому проблема абортов для нас — одна из ключевых. Если кто-то считает себя правым консерватором и утверждает, что женщина пользуется правом на собственное тело — он рассуждает как социалист.
Что касается американских консерваторов, то не берусь утверждать обо всех — сегодня среди либертарианцев и консерваторов Америки наблюдается отсутствие единства взглядов на такие вопросы. Насколько я знаю, икона американского консерватизма Рональд Рейган, в бытность губернатором, даже подписал закон о смягчении абортивного законодательства, хотя впоследствии очень жалел об этом.
Однако вряд ли наша позиция расходится с позицией тех американских консерваторов, которые ставят естественные права во главу угла.
Как Вы считаете, Александр, что необходимо изменить в российском абортивном законодательстве? И возможно ли в ближайшее время его ужесточение?
Аборты у нас разрешены до 22 недель, а по мед. показаниям и вовсе на любом сроке. Последнее может использоваться как предлог, чтобы избавиться от ребенка по желанию.
Необходимо подвести аборт под соответствующую статью УК РФ «убийство». Аборт не нужно запрещать, ведь в законе уже есть то, что необходимо для того, чтобы прекратить узаконенное детоубийство. Нужно просто признать, что зародыш является человеком и имеет право на жизнь. Соответственно, лишение человека жизни на стадии зародыша будет признано убийством.
Это касается всех категорий абортов, кроме абортов по мед. показаниям. Ясно, что здесь все сложнее. Нужна и медицинская точность, чтобы определить наверняка, что мать умрёт, если будет вынашивать ребенка, и отсутствие коррупционной составляющей, и отсутствие возможности использования липовых мед. показаний как предлога. Тут, во-первых, надо однозначно выводить аборты из перечня услуг, финансируемых из бюджета. Во-вторых, дать возможность врачам отказываться от проведения абортов по мед. показаниям, если это противоречит их убеждениям — как во многих странах Евросоюза. Это самое простое. Если говорить о более серьезных перспективах, то конечно, надо вообще всю медицинскую систему приватизировать. Тогда коррупционная составляющая сойдет на нет, и вероятность подкупа врача будет очень низка и уровень медицины будет намного выше, что повысит точность диагнозов, увеличит шансы для преодоления проблемы риска деторождения из-за угрозы жизни матери. И, конечно же, можно будет говорить о личной ответственности за принятые решения.
Сомневаюсь, что в ближайшее время возможно ужесточение абортивного законодательства. Российское государство слишком социалистическое, а сейчас о выведении абортов из ОМС говорят, понятное дело, вовсе не из-за заботы о детях, а потому что надо как-то подгонять бюджет, денег ведь стало намного меньше.
Вы упомянули, что если консерватор допускает аборты как реализацию права женщины пользоваться своим телом, то он рассуждает как социалист. В чем состоит связь между правом на аборты и социализмом?
Связь самая прямая. Известно, что первыми, кто легализовал аборты без всяких ограничений, были большевики. Для социализма характерно отрицание фундаментальных прав человека, которые мы называем естественными — т.е. такими, которыми человек наделен априори, от природы. Такие права не зависят от законов, их нельзя переписать и переделать. История не знает такого права, как аборт. То, что зародыш находится в теле женщины, не делает его частью её тела. Это другой организм. Кроме того, ребенок не стал бы вообще формироваться в теле женщины, если бы не ряд известных действий, которые она совершила. Консерваторы выступают за ответственность за свои действия. Но социалисты так не поступают. Их вообще не волнует вопрос ответственности (они склонны оценивать действия из их предполагаемой утилитарной эффективности), а источник права в их понимании — это законодательство. Они, тем самым, отошли от верховенства права и придерживаются принципа права правил (или права законов). Отсюда произошло расширение представлений о правах человека до такой степени, что сегодня вдруг откуда ни возьмись, появилось, например, право на гендер, будто бы это дело личного выбора. Право на аборт из того же порядка. Это что-то такое, что можно создать путем законотворчества, тем самым превратив в право. В то же время, когда нужно, социалисты легко могут временно запретить аборты, как это сделал Сталин накануне ВОВ. Потому что падала рождаемость, а стране нужны были солдаты и рабочая сила. Разумеется, ни о какой морали и праве на жизнь речи не шло. Вопрос был решен исключительно утилитарно. Обратите внимание на принципиальную разницу между консерваторами, для которых аборт вообще недопустим, потому что это убийство ребенка и социалистами, которые относятся к вопросу абортов, исходя из совершенно иных принципов.
Евгений, что чувствует женщина во время проведения аборта и после него? Насколько тяжело она переносит это событие?
Физически – тянущие боли внизу живота: неприятные, но вполне терпимые. Если аборт выполняется под общим обезболиванием, то только после пробуждения небольшие болевые ощущения после от сокращения матки. Если в совсем небольшом сроке, мини-аборт, то болевых ощущений практически нет. Если аборт в большом сроке, то вызывают медикаментозный выкидыш, и боли – аналогичны болям при родах: схватки; но меньшей длительности и интенсивности.
Обычный аборт – простая манипуляция. Теоретически женщине положено провести в стационаре ещё день (по крайней мере так было прежде), практически обычно женщины уходят домой вскоре после аборта: через пару часов, или к вечеру.
А может ли она получить какие-либо психологические травмы от аборта?
Начнём с того, что само-то понятие «психологической травмы» в психологии вовсе не является общепринятым. Попросту в ряде психологических подходов оно отсутствует как категория.
Если использовать то понятие, которое используется, то ответ: теоретически да, так же как поход к стоматологу, естественные роды, аппендэктомия, и любая медицинская манипуляция. Примерно с той же вероятностью.
Практически – крайне маловероятно. Аборт в России сегодня воспринимается массово именно как одно из средств регулирования рождаемости. То есть как событие досадное, неприятное, но отнюдь не трагическое. В моей практике (а аборты делал семь лет, и разговаривал с каждой пациенткой), женщины относились к этому событию вполне рационально, прагматически. Не помню ни одного иного случая.
Чем является аборт для врача, который его проводит — рутинной работой или же тяжелым испытанием? Что чувствует врач во время проведения аборта?
Тяжёлым испытанием? Такое возможно лишь при прерывании беременности в большом сроке, к 26 неделям и после. Сейчас такое возможно в России только по медицинским показаниям. В обычные сроки, до 12 недель, и в сроки до 22 недель по социальным показаниям – просто работа. Квалифицированная и профессиональная. Что чувствует врач? Собранность, сосредоточенность, заботу о пациентке, удовольствие от качественно выполненной работы.
Как Вы полагаете, насколько можно согласиться с тезисом «аборт — это убийство?» С какого момента организм может быть наделен человеческими правами?
Можно согласиться или не соглашаться. Когда-то женщин особо за людей не считали, когда-то негров, когда-то крепостных, когда-то неарийцев. Потом стали считать. Вопрос, думаю, в последствиях: политических, социальных, экономических, медицинских, — принятия решения о наделении эмбриона или плода правами человека.
Мгновенно этот вопрос упирается в права женщины, носящей нежеланную для себя беременность. Которая в случае запрета абортов обречена на вынашивание беременности до родов, и на нежеланные роды. То и другое – большое испытание для её организма. С рисками осложнений. И беременности: гестозы, преэклампсии и эклампсии, пиелонефриты беременных, и т.д. И тем более родов. Обратите внимание: роды – не компьютерная игра. Не благостная сладость. Это – больно, куда больнее любого аборта. Это гораздо рискованнее любого аборта. Никогда нельзя знать заранее, пройдут ли роды гладко, — всё может пойти очень по-разному, вплоть до оперативного вмешательства. Именно поэтому акушеры-практики категорически против «домашних родов»: непредсказуемость и тяжесть возможных осложнений. И одно – если женщина на эти риски идёт сама, ради материнства. Совсем другое – если приговорена. Будут и психологические проблемы: и в том случае, если родит и отдаст государству — уже выношенного и рождённого ребёнка, и если скрепя сердце оставит незапланированного и нежеланного ребёнка, на которого ещё и ресурсов нет: ни денег, ни сил, ни времени. Если говорить о «психологических травмах», то именно тут! А не лить крокодиловы слёзы о «травмах» при абортах по желанию. И, конечно, запрет повышает процент криминальных абортов. То есть серьёзнейший риск для здоровья и жизни, и это помимо проблем с законом.
Как Вы считаете, Евгений, необходимо ли что-то изменить в российском абортивном законодательстве?
Не задумывался об этом. В принципе, срок до 12 недель достаточен, чтобы женщине принять решение и прервать беременность, — кроме очень редких особых случаев. Но важно, чтобы, приняв решение, женщина могла это сделать легко, быстро, безболезненно и бесплатно.
Автор: Алексей Самков
Редакция THE WALL благодарит экспертов за предоставленное мнение