Прошлое каждого человека таит в себе много тайн, далеко не всегда понятных даже для него самого. Кто-то может безболезненно спрятать своих призраков в затаённые уголки памяти, кто-то же терзает себя догадками и домыслами – «а если бы…», «а вдруг…». Вопрос важности и влияния прошлого на личность исследовался и психологами, и философами, и искусствоведами – и кинематографистами. Примеров тому масса, как среди классики, так и среди современного популярного и фестивального кино. Один из них – новая драма французского режиссёра Арно Деплешена «Призраки Исмаэля», открывавшая Каннский фестиваль в этом году и вышедшая в прокат 17 августа.
Картина рассказывает об Исмаэле Вюйаре (Матьё Амальрик), успешном кинорежиссёре, пережившем в прошлом утрату близкого человека: его молодая жена Карлотта (Марион Котийяр) попросту исчезла, не оставив следа или намёка на то, жива она или нет. Годы шли, и Исмаэлю пришлось объявить супругу погибшей. Два десятка лет постоянного самоанализа вылились в долгожданное чувство принятия, и герой открыл себя для другой женщины, Сильвии (Шарлотта Генсбур). Однако любовная идиллия нарушается внезапным возвращением Карлотты – фантома прошлого, рушащего настоящее.
Что ж, прошлое никогда не отпускает просто так – оно способно настигнуть в любой момент, заключив в ловушку из воспоминаний и потерянных надежд. С этой точки зрения Деплешену удалось создать очень занимательный фильм: помимо использования реминисценций (об этом подробно писал Станислав Зельвенский), француз выстроил такую образную систему, что поведение персонажей складывается в подобие бесконечного зеркального лабиринта, из которого едва ли можно найти выход.
Исмаэль боролся с действительностью до последнего, отказываясь признавать любимую погибшей (подтверждение тому – портрет Карлотты в его квартире). Даже спустя двадцать лет он не готов смириться с её исчезновением – он, кажется, уже простил и отпустил её, но всё ещё не желает обсуждать былое. Два года с Сильвией – сладостное забвение, выход из затяжного сна, мнимое освобождение от пут прошлого. В одно мгновение эта иллюзия новой жизни исчезает, сменяясь старым, уже надоевшим кошмаром. Карлотта же – зеркальная противоположность бывшего мужа. Будто по щелчку пальцев героиня сменила семейный очаг на бродячую жизнь и покинула дом Исмаэля. Три года замужества с ним превратились для неё в испытание, и побег стал глотком заветного свежего воздуха – по сути, тем же забвением. Но и ей приходится столкнуться со своими призраками – драма в новой семье заставляет её вспомнить о старой, и неприкаянная Карлотта, для которой настоящее в мгновение ока рассыпалось, решает вернуться к Исмаэлю.
Осложняется такая структура эпизодическим вторжением кадров фильма, над которым работает главный герой. Режиссёр снимает картину о своём брате Иване, служащем в министерстве иностранных дел. Секретные агенты, заговоры, взрывы – в этих вставках Деплешен вволю иронизирует над жанром шпионского кино. При этом в образе киногероя Ивана (Луи Гаррель) Исмаэль отражает свою жизнь, сочетает черты Карлотты и собственные: брат на экране мучается из-за ночных кошмаров, как и его создатель, бесследно исчезает и неожиданно появляется, как его пропавшая жена. Таким образом, калейдоскоп двойников и параллельных ситуаций создаёт впечатление замкнутого круга, из которого ни героям, ни зрителю не выбраться.
Примечательна символика снов: лейтмотив ночного кошмара напрямую связан с образом Карлотты и очень чёток на протяжении всей картины. В диалогах персонажей то и дело всплывают привычные для всех метафоры – так, двадцать лет неизвестности стали для Исмаэля, по его словам, «ночным кошмаром»; образ сна централен в стихотворении, которое Карлотта читает Сильвии. Однако многим героям дурные сны приходят и в реальности: первое упоминание о Карлотте на экране – она приходит в кошмаре к собственному отцу, Исмаэль страдает бессонницей уже много лет, потому что по ночам его мучают ностальгические сны – эхом тому звучат сновидения киногероя Ивана.
Да и композиционно Деплешену удалось выстроить фильм-лабиринт: вставки со шпионской лентой Исмаэля очень велики по продолжительности и иногда даже вытесняют, чересчур оттеняют основную линию, но благодаря этому создаётся эффект двухмерности, двоемирия – тех же сна и реальности (не случайно название фильма в оригинале – «Les fantômes d’Ismaël», а «fantôme» можно перевести и как «иллюзия»).
«Прошлое настигает нас всегда»
Итак, герои Анри Деплешена увязают в болезненном прошлом и не могут найти из него выход. Но – и в этом самое главное – режиссёр показывает и другую сторону прошлого, не омрачённую разрывом с любимыми. Речь, конечно, о флешбеках с участием Сильвии: Деплешен показывает начало и развитие их отношений, за два года до основного сюжетного действия. Прошлое здесь не теснит действительное, не разрушает чужие жизни и не вступает в конфликт с самими героями – напротив, оно гармонично вырастает в настоящее, предполагая будущее. Кто знает, как могли бы повернуться жизни Сильвии и Исмаэля, если бы Карлотта не вернулась… Но, очевидно, Деплешен предпочитает быть реалистом – прошлое настигает нас всегда.
Тему не отпускающего прошлого можно назвать одной из самых популярных среди кинематографистов – вспомним «В прошлом году в Мариенбаде», «Малхолланд Драйв», «Вечное сияние чистого разума» или недавнюю «Уну». На предстоящем Венецианском кинофестивале тоже можно встретить несколько фильмов, посвящённых схожей тематике.
Один из них – новая работа Пола Шредера, триллер «Первая реформаторская церковь» с Итаном Хоуком и Амандой Сайфред в главных ролях. В центре сюжета – армейский священник, потерявший сына-солдата, и молодая прихожанка, жена рьяного защитника природы. Самоубийство активиста открывает перед священником и скорбящей вдовой коррупционный заговор, ответственность за который несут первые лица, в том числе и служители церкви. Тема утраты любимого сына может раскрыться с самых разных углов – и в контексте возвращающегося прошлого тоже. Пожалуй, в этом «Призраки Исмаэля» и «Первая реформаторская церковь» очень похожи.
Другой фильм о прошлом на Венецианском фестивале – «Три рекламных щита на границе Эббинга, Миссури» Мартина МакДоны. Картина расскажет о женщине, пережившей убийство дочери. Полиция отказалась расследовать преступление, и героине приходится приложить все усилия, чтобы правоохранительные органы передумали. Очевидно, киноситуации в «Призраках» и «Трёх рекламных щитах…» разительно отличаются, однако центральные герои обоих фильмов очень похожи: героиня МакДоны не желает мириться с прошлым и до последнего борется за возможность узнать правду. Исмаэль также не желал принимать утрату, объявив жену погибшей лишь спустя восемь лет после её исчезновения.
«Беспредел: Последняя глава» мэтра Такеши Китано – ещё одна достойная внимания картина, исследующая тему прошлого. В отличие от «Призраков», режиссёр рассматривает её с другого ракурса, заключая в прошлом не личное горе, а скорее социальный конфликт. В преступном мире якудза свои законы и правила, и расплата за долги минувшего – главная миссия центрального персонажа Отомо.
Наконец, в данную тематику идеально вписывает фильм Хирокадзу Корээда «Третье убийство». Микуми обвиняется в жестоком убийстве и даже не отрицает содеянного. Но ситуация осложняется тем, что в прошлом, 30 лет назад, он уже привлекался за подобное преступление, и теперь ему грозит смертный приговор. Адвокат Сигэмори, тем не менее, уверен, что случай Микуми далеко не безнадёжен. И хотя Корээда больше препарирует тему личной расплаты за минувшее, мотив неизбежности настигающего прошлого звучит так же явно, как и в «Призраках».
74-й Венецианский кинофестиваль начнётся 30 августа и завершится 9 сентября. На нём можно будет увидеть новые работы Даррена Аронофски, Джорджа Клуни, Гильермо дель Торо, Ай Вейвея. Председателем жюри станет актриса Аннетт Беннинг.
Автор: Дарья Тарасова