Дискуссия о необходимости введения уголовной ответственности юридических лиц в российское законодательство ведется уже давно. Так, в 2011 г. факультет права НИУ ВШЭ стал площадкой для обсуждения проекта Федерального закона о введении института уголовно-правого воздействия в отношении юридических лиц. Совсем недавно, 23 марта 2015 г., в Государственную Думу РФ был внесён законопроект о введении уголовной ответственности юридических лиц. О перспективах введения этого института в российское законодательство, о содержании законопроекта, а также о последствиях его возможного принятия мы поговорили с Геннадием Александровичем Есаковым.

Добрый день, Геннадий Александрович! В 2011 г. Вы высказывались негативно о введении института уголовной ответственности юридических лиц. Ваше отношение с тех пор не изменилось?

Я на разных этапах придерживался трёх разных позиций, которые, тем не менее, логически связаны и оправданы. Сначала я являлся сторонником введения этого института. Почему ответственность нужна? Во-первых, это позволяет избежать необоснованного привлечения физических лиц к уголовной ответственности. Это более обоснованно, чем искать какого-то «стрелочника». Проанализируем несколько примеров. Возьмем аварию на Саяно-Шушенской ГЭС в 2009 г. Основной смысл заключения государственной комиссии был в том, что к этой аварии привели системные недостатки в деятельности ОАО «РусГидро». То есть не кто-то конкретно не завинтил болтик, а именно системные недостатки в деятельности привели к такого рода тяжким последствиям. И вот как раз в таких сложных ситуациях, связанных с неосторожной преступностью, а также в некоторых возможных случаях умышленных преступлений уголовная ответственность юридических лиц нужна. Другой пример – дело об аварии в московском метро. Фактически там нашли стрелочников, не вдаваясь в детали этого дела, хотя возможно и там были системные упущения в деятельности метрополитена, когда один не проконтролировал, другой не посмотрел и т.д. В этих случаях, когда тяжело выявить ответственное лицо, становится в определенном смысле проще и эффективнее привлекать к ответственности юридическое лицо, поскольку это позволяет найти действительно ответственного субъекта, деятельность которого была сопряжена с такого рода нарушениями. Стигмат уголовного  наказания в случаях техногенных катастроф, крупных аварий необходим, потому что позволяет показать, что юридическое лицо виновно именно  в преступлении. Это, в свою очередь, позволяет применить определенного рода санкции. Это этап, когда я считал, что уголовная ответственность юридических лиц нужна.

Но такая позиция также имеет ряд спорных моментов. Например, одним из главных аргументов противников такого института является то, что вина юридического лица не соответствует психологическому пониманию вины. Есть несколько теорий, которые пытаются разрешить данную проблему. Какую Вы считаете наиболее адекватной и предпочтительной?

Да, действительно есть целый список теорий, на основе концептуальных особенностей которых юридическое лицо можно привлекать к ответственности. Самая классическая концепция, которая фактически закреплена в действующем КоАПе – теория объективистской вины или, как её ещё называют, поведенческой вины. Это самое последнее слово в мировой уголовно-правовой науке, на основе которого можно привлекать лицо к уголовно-правовой ответственности. Именно это концепция используется, например, в Великобритании, в недавно принятом законе 2007 г. о корпоративном простом убийстве и корпоративном человекоубийстве. Она используется и в ряде американских штатов.

Вы сейчас назвали доводы «за», каковы же доводы «против»? Насколько я знаю, позже Вы выступали с критикой попыток введения уголовной ответственности в России, т.е. следующим этапом из трёх, о которых Вы говорили вначале, стало негативное отношение к такого рода инициативам?

Не совсем так. Моя вторая позиция заключается в следующем: уголовная ответственность юридических лиц нужна, но не здесь и не сейчас. Почему? Потому что тогда, когда на этом поле играли ученые, а ученые играли на этом поле до середины 2000-х гг., разрабатывалось несколько более-менее адекватных вариантов ответственности юридических лиц. Потом в игру вступил Следственный комитет РФ (далее – СК РФ; прим. автора). Когда законопроект был представлен общественности  в 2011 г., его обсуждали здесь, на факультете права, затем в МГУ. В общем, где его только не обсуждали. И везде, кстати, было неприятие этого законопроекта. Так вот, когда на это поле вступили наши правоохранительные органы, сразу стало понятно, что они рассматривают этот институт не как инструмент нормального уголовно-правового воздействия на юридических лиц, а как лишний инструмент давления на бизнес.

Что предлагалось в этих законопроектах? На основе чего Вы пришли к такому выводу?

Они фокусировались не столько на корректной имплементации института уголовной ответственности юридических лиц в наше действующее право, сколько на том, как следственные органы наделить дополнительными полномочиями по вторжению в хозяйственную деятельность. Ведь когда обсуждались эти законопроекты, основная дискуссия шла не про то, какую теорию положить в основу этой концепции, какие наказания применять, как с соучастием или со стадиями согласовать… Представители Следственного комитета приходили и говорили: «Вот, мы не можем проводить обыски в офисах юридических лиц», т.е. не можем осуществлять ОРД в отношении юридических лиц. А теперь давайте представим, если они смогут это делать? Если вещи называть своими именами, это лишнее неправомерное воздействие на бизнес-структуры.

Нынешний законопроект – это очередная попытка расширения полномочий правоохранительных органов?

В пояснительной записке к нынешнему законопроекту авторы этого даже не скрывают. Когда вместо благой цели мы делаем акцент на средствах, то возникает вопрос: а может быть, и не стоит? У нас разве мало средств давления на бизнес? Мне кажется, у нас их и так достаточно. А все эти сказки, о том, что «мы не можем делать то, мы не можем делать это» – они на самом деле легко и просто опровергаются. Совсем недавно, в конце марта, состоялось обсуждение этого вопроса на юридическом факультете МГУ. На все вопросы: «Зачем это нужно?» – звучал один ответ: «Нам нужны процессуальные средства вторжения в деятельность юридических лиц». Надо прекрасно понимать, что за этим законопроектом стоит желание СК, реализовавшееся в виде законопроекта, пропихнуть идею расширения своих полномочий. На вопрос: «какова конечная цель? зачем это в принципе нужно?» – было сказано: «Ну, например, для того, чтобы согласовать российское законодательство с конвенциями». Вот собственно довод и в пользу введения этого института. Но к этому вопросу я ещё вернусь. Уголовная ответственность юридических лиц нужна, но не здесь и не сейчас: в системе, где доминируют правоохранительные органы, нужно ли давать им ещё лишнее орудие? Я не думаю, что это перспективный и нужный нам шаг.

Вторая позиция ясна. Какой третий этап мысли по этому вопросу? Почему уголовная ответственность юридических лиц не нужна?

Это более широкий вопрос, ответ на который находится за пределами уголовного права. Это идея уголовного права в широком смысле. Этой идее довольно много лет. Впервые она зародилась в европейской практике где-то ещё в 60-70-е гг. XX в.. В России она появилась в 90-х гг. Потом был период, когда мы про нее забыли, однако позже произошёл своего рода ренессанс этой идеи. Это достаточно простая мысль, которая связана с тем, что мы привыкли, и отчасти студенты уже так мыслят, к такой жесткой заданности: есть уголовный кодекс, и им ограничивается уголовное право. Есть, допустим, налоговый кодекс, и им ограничиваются рамки налогового права, бюджетный кодекс – бюджетное право. Но если подойти к этому вопросу немного с других позиций, то нужно задуматься о природе правовой ответственности в принципе, а точнее, о типологии правовой ответственности. Если на этот вопрос посмотреть с точки зрения европейского континентального права, то на самом деле мы можем сказать, что в принципе существуют два типа ответственности. Бывает ответственность частноправовая,  когда государство решает спор между двумя субъектами права, и один из них обязан компенсировать что-то другому субъекту. Бывает ответственность публично-правовая. Эта ответственность предполагает, что государство разрешает спор между самим собой и индивидом, физическим или юридическим лицом. В этом случае юридическое лицо должно нести ответственность не перед индивидом, а перед государством. Возникает простой вопрос: а вот эти «квартирки» – налоговая ответственность, бюджетная ответственность, административная ответственность, уголовная ответственность – эти «квартирки» реальные или искусственные? Например, можем ли мы при определенных условиях назвать ответственность, зафиксированную в КоАПе, уголовной ответственностью? Возникает очень интересный эффект, связанный с тем, что нас  к этому выводу толкает сам законодатель. Если сравнить КоАП и УК, то мы увидим очень много парадоксальных интересных вещей. Например, в КоАПе есть лишение свободы, называется арестом. Арест может быть назначен на срок до одного месяца. В УК лишение свободы начинается от двух месяцев, но при желании можно назначить и меньше двух месяцев. В КоАПе за некоторые правонарушения, например, за нарушения на митингах, штрафы могут быть назначены выше, чем штрафы за некоторые преступления, которые содержатся в УК. Самый парадоксальный пример: в КоАПе есть лишение права управления транспортным средством (глава 12 КоАП РФ), в УК также содержится лишение права управлять транспортным средством (ст. 47 УК РФ). Верховный Суд РФ считает, что если лицо было лишено в административном порядке этого права, а потом его ещё наказали в уголовном порядке лишением этого же самого права, то срок административного лишения нужно засчитать в срок уголовного лишения. Он фактически микширует два разноотраслевых вида наказания. Давайте вернемся здесь к Европейской конвенции по правам человека 1950 г. В ст. 6 Конвенции о справедливом разбирательстве есть два аутентичных варианта текста. Английский звучит как criminal charge, французский – matière pénale. Фраза matière pénale не звучит как matière criminel – это очень тонкая языковая разница, которая заключается в том, что во французском языке pénale есть публично-правовая ответственность в том смысле, в котором мы понимаем такую ответственность в российском праве. Она охватывает всю ту сферу, которую мы привыкли делить на уголовное право, административное право. Фактически ЕСПЧ говорит, что неважно как ответственность называется в национальном праве, потому что если ответственность достаточно серьезная, т.е. высокие штрафы, лишение свободы, то национальный законодатель может называть это как угодно, но, с точки зрения Конвенции, обвиняемому по такому делу должны быть предоставлены все те процессуальные права, которые гарантируются обвиняемому по ст. 6. Фактически в ряде дел, связанных с Россией, Суд уже говорил, что та ответственность, которая у нас зафиксирована как административная, является ничем иным по своей природе, как уголовной ответственностью в смысле Европейской конвенции.  

Да, например, в Решении по делу «ЮКОС против Российской Федерации» ЕСПЧ действительно указывал, что по критерию жесткости примененной к юридическому лицу санкции она соответствует уголовному наказанию.

Да, указанное дело показательно в этом отношении. Если в нашем КоАПе есть гигантские штрафы, есть приостановление деятельности для юридических лиц, что означает прилагательное «административное» в словосочетании «административное правонарушение»? Единственное, что здесь может быть административным, так это то, что здесь более-менее упрощенный процессуальный порядок. Но этот процессуальные порядок не соответствует Европейской конвенции. Так что если на этот вопрос посмотреть европейским континентальным взглядом, мы получим, что в российском праве уголовная ответственность юридических лиц уже существует, только она называется административной ответственностью. Таким образом, вопрос здесь даже не в том, что это нужно «перетащить» в уголовный кодекс, сколько в том, что административный процесс по уровню гарантий прав, который предоставляется привлекаемому к ответственности лицу,  нужно «подтащить» под уровень прав, который гарантируется ст. 6 Европейской конвенцией. Не более того. 

Но получается тогда, что законодатель идет по пути повышения уровня гарантий, о которых Вы говорите? Получается, что это позитивная тенденция, если учитывать, что гарантии производства в уголовном процессе в большей степени отвечают ст. 6 Европейской конвенции, чем гарантии,  предоставляемые в любом другом виде процесса?

Гарантии там выше, да. Но здесь есть и другой аспект. Во многих случаях эти гарантии юридическому лицу и не нужны, потому что оно, допустим, будет согласно с предъявленным ему административным взысканием, административным наказанием. Другой момент. Мы с этой вроде бы благой целью «подтягиваем» гарантии, но, с другой стороны, кто-нибудь посчитал, какие расходы потребуются на имплементацию положений этого закона, которые будут понесены из федерального бюджета? В этом законопроекте написано, что расходы не потребуются. Но ведь потребуются расходы, например, на дополнительные штаты следователей и т.д. Здесь подучается палка о двух концах. Насколько пострадает расходная часть бюджета? Вот этот момент мы тоже не учитываем.

Вы сказали, что юридическому лицу в административном процессе гарантии, предоставляемые в уголовном, могут быть даже и не нужны. Есть ли тогда необходимость менять упрощенный административный порядок и поднимать гарантии до уровня ст. 6 Конвенции?

Может быть, нам следует дифференцировать административный процесс для тех, кто согласен, и тех, кто не согласен с административным наказанием. Для второй категории сделать более усложненный процессуальный порядок. Это, возможно, будет менее затратно, чем «перетаскивать» все эти дела на уровень уголовного производства. Нужно, прежде всего, задуматься, в каком порядке применяется административная ответственность, а не просто вводить её в уголовный кодекс, где санкции будут не настолько больше, чем в КоАПе. Что мешает поднять санкции в КоАПе, если мы этого хотим? Ничто не мешает.

Возвращаясь к началу интервью, задам свой последний вопрос. Вы назвали и аргументировали три разные позиции. Как вы отнеслись к законодательной инициативе сейчас? Как оцениваете законопроект в целом?

Однозначно негативно. Законопроект сырой, законопроект непроработанный. При всём уважении к СК нужно понимать, что он внесён исключительно в ведомственных интересах. Закон не учитывает других отраслей права. Закон выбивается из системной колеи. В конце концов, закон не прошёл обсуждения в научной среде. Такое ощущение, что СК витает в облаках и считает, что никто, кроме него, не знает уголовного права.  Уголовный кодекс и так качественно не очень хорош, а этот законопроект, в случае его принятия, ещё больше нарушит системность УК. Принимать этот законопроект категорически не следует. Основная задача сейчас – разобраться с пониманием административных правонарушений, уголовных преступлений, налоговых правонарушений – куда эти «квартиры» отнести. Но если мы это хотим объединить, то тогда нужно почистить это поле – что, куда и как относить, но это другой вопрос. Поэтому возможная позиция – не здесь и не сейчас, признавая то, что уголовная ответственность уже существует.

Автор: Ирина Османкина

Фото: Ильяс Идзибагандов