В недавно прошедшем 2015 году в Государственном центре современного искусства состоялась выставка «Избирательное сродство» в рамках проекта «Удел человеческий». Название проекта отсылает к книге Ханны Арендт, которая задавалась вопросом «как быть и остаться человеком перед лицом драмы истории». С куратором проекта и выдающимся теоретиком современного искусства Виктором Александровичем Мизиано встретился корреспондент THE WALL.
Добрый день, Виктор Александрович! Редакция THE WALL впечатлена Вашими идеями и благодарны Вам за то, что Вы согласились дать нам интервью! Междисциплинарный проект «Удел человеческий» – это грандиозное мероприятие мирового масштаба. Как художественный руководитель проекта, ведущий российский куратор и специалист в области современного искусства не могли бы Вы сначала рассказать о том, как было принято решение об организации данного проекта? Если я не ошибаюсь, ему уже 4 года… Расскажите, пожалуйста, об истоках его создания.
4 года? Вы знаете, я плохо чувствую время! Всё началось с того, что организаторы Еврейского музея и центра толерантности предоставили мне своего рода карт-бланш в проведении проекта. Учитывая, что пространство этого музея невелико, его организация ожидала поэтапного осуществления задумки, она была заинтересована в проведении лекций, конференций, семинаров. Так родилась идея «Удела человеческого». Название было позаимствовано мной у Ханны Арендт… Однако позже музей стал переживать административные изменения, что на время отложило реализацию проекта. Позже в Государственный центр современного искусства в качестве замдиректора вернулась Дарья Пыркина. Проект «Удел человеческий» полностью её захватил, и Дарья предложила реализовать его, как и предполагалось ранее, на нескольких площадках. Ещё одним местом для проведения выставок и конференций стал Московский музей, с которым я уже давно сотрудничаю.
Для Ханны Арендт, чьи труды и мысли легли в основу проекта, насколько мне известно, важны постоянство и устойчивость — именно эти черты, по её мнению, являются высшей ценностью искусства. Здесь вспоминается латинское изречение “vita brevis, ars longa”… Как соотносятся драматизм сегодняшних событий, социальные проблемы и произведения искусства, представленные на выставке «Удел человеческий»?
Действительно, можно говорить о том, что данная выставка актуальна в сегодняшних реалиях настолько, насколько было актуально, по мнению Луи Арагона, творчество Анри Матисса во время французского сопротивления. По большей части представленные работы представляют недвижимость или берут своим направлением далёкие перспективы. Очевидно, что художники творили в особом режиме темпоральности.
Полагаю, Ваш проект является своего рода островком «постоянства и устойчивости» в сегодняшнем мире…
Вне сомнения! Работа куратора предлагает взглянуть на суетность жизни с другой точки зрения. Например, вот работа Кэти Хольтен. Во время одной из своих многочасовых прогулок в Канзасе, на территории, которая некогда была дном мирового океана, она обнаружила залежи белого мела. На формирование этого материала потребовались тысячелетия. На полотне художница изобразила русла рек также в ходе их многолетнего изменения.
Напоминает картину из «Колыбели для кошки» Курта Воннегута!
Что-то похожее есть (смеётся)!
Не могли бы Вы рассказать о сегодняшней выставке «Избирательное сродство»? Чем обусловлено Ваше обращение как куратора к творчеству Гёте и натурфилософии?
«Избирательное сродство» – название романа Гёте, которое, как мне показалось, объединяет все представленные на выставке работы. Роман «Избирательное сродство» очень драматичен. Он о чувствах, о любви, о страстях. Интересно, что все эти явления зарифмованы у гения химическими процессами. Перетекание эмоционального в природное, органического в социальное есть указание на традицию романтизма, которая стала понимать человеческое как часть каких-либо других системных, сетевых процессов. Выставка содержит в себе работы, которые чувствительны к этой проблематике.
«Избежать репрезентации невозможно, но пытаться избежать её имеет смысл»
Как Вы считаете, границы между жизнью и искусством могут быть разрушены? Или репрезентации избежать нельзя? И нужно ли её избегать?
Вы знаете, мне кажется, избежать репрезентации невозможно, но пытаться избежать её имеет смысл. По крайней мере, художники в течение последних полутора столетий, а может быть, и в течение гораздо большего времени очень настойчиво пытались это делать. Совершенно очевидно, что если ты воспринимаешь, хотя бы для самого себя, свои действия как искусство, то они всё равно являются репрезентацией. Другая проблема заключается в том, что очень много художников пытается создавать произведения, которые, с их точки зрения, нарушают границу между искусством и жизнью, но при этом они являются именно репрезентацией и именно искусством. Но далеко не всегда хорошим… Достаточно вспомнить перформансы Pussy Riot. Люди совершают некоторые жесты, которые вызывают шок, возмущение, задевают чьи-то представления о возможном, допустимом, этичном. Создатели подобных жестов определяют их как искусство, но время проходит, и сами авторы утрачивают интерес к своим недавним перформансам или, сказать точнее, прекращают позиционировать их как искусство и начинают причислять их к совершенно иным практикам. В случае с подобным искусством не нужно ждать тысячелетия, чтобы оценить его как, к примеру, меловые субстанции.
Хотелось бы услышать Ваше мнение о свободе и необходимости, долге в искусстве. Свободен ли современный художник?
Понимаю, вы все хотите обсудить Павленского! Конечно, художник несёт долг как и любой здравый человек. Скажем, приходишь в гости к кому-нибудь. И в самом разгаре веселья бьёшь кулаком по столу и уходишь, испортив всем настроение. Прежде чем совершать каки-либо акты, жесты, любому человеку – а художнику в особенности – стоит хорошо подумать о том, не покоробит ли его поступок чьи-то этические идеалы, моральные устои, иначе общество столкнётся с вопиющей бестактностью, хамством. Но с другой стороны, мы знаем, что иногда люди совершают грубые акты в соответсвии со своими убеждениями, представлениями о благе. Полагаю, существует разрыв между моралью и этикой. Так, мораль – это свод каких-то установлений, которые, конечно же, ветшают, исчерпывают себя со временем. Безусловно, в такие моменты нужны люди в искусстве, в политике, в социальных сферах, которые пошли бы на прорыв, позволили бы себе совершить трансгрессивный жест. Но здесь ничего нельзя решить заранее, это каждый раз эксперимент. Вторая проблема состоит в том, что человеку, пошедшему на такой риск, предъявляются претензии вроде «Ты нарушаешь идеальную систему, установления!» или «Ты привлекаешь к себе слишком много внимания!». Люди, которые нападают на политику, хрупки, но в моменты совершения агрессивных жестов наделяют себя невообразимой властью, огромным властным ресурсом. Каким-то образом они вбирают в себя то, что они атакуют. Поэтому художники, творящие в умиротворенной обстановке в тихих мастерских и создающие изысканные произведения вроде тех, которые представлены на выставке «Избирательное сродство», не обладают той харизмой, не добиваются такой известности, как, например, Павленский или Pussy Riot. С моей точки зрения, чтобы доказать, что то, что ты делал, было не только жизнью, но и искусством, ты должен выстроить последовательность действий. Из этих жестов, который каждый по себе часть жизни, должна возникнуть некая связь, преемственность. Из них должна выкристаллизоваться траектория. И в ней общество должно усмотреть и повествовательный смысл, и эстетическое совершенство. На это нужно время. Pussy Riot скорее увлеклись публичной деятельностью. Со временем архив их перфомансов даст нам понять: ахрив ли это художника или художника и НЕ художника одновременно. Но повторяю, нужно время. К тому же, я бы не торопился выносить какие-либо эстетические суждения по совершении подобных трансгрессивных жестов, потому что здесь, будучи эстетическим экспертом, разделяющим пафос художника/НЕ художника, можно оказаться в зоне долженствования его поддержать. Так, экспертный статус может легко пойти на службу гражданским ценностям. Об объективности тут говорить совершенно нельзя. Эстетическое суждение требует рефлексивной дистанции!
«Прежде чем совершать каки-либо акты, жесты, любому человеку – а художнику в особенности – стоит хорошо подумать о том, не покоробит ли его поступок чьи-то этические идеалы, моральные устои, иначе общество столкнётся с вопиющей бестактностью, хамством»
Да, всё познается в движении и во времени! Виктор Александрович, позвольте задать Вам следующий вопрос?
Конечно!
Увенчаются ли успехом поиски нового определения гуманизма посредством искусства? Можно ли вообще говорить об антропоцентризме в современных реалиях?
Это тоже довольно сложный момент! Есть много традиций. Можно вспомнить акторно-сетевую теорию Бруно Латура, по которой каждый человек рассматривается в ряду других людей-акторов, вещей, предметов… Есть традиция прогуманистическая, в соответствии с которой принято рассматривать человека как часть природного процесса, которая ставит своей целью заблокировать субъектное восприятие, восприятие человеком природы как объекта, которая указывает на драматические последствия, которые вытекают из такого некорректного отношения к миру. Такие традиции имеют место, они вызваны большим разочарованием людей в том, что они натворили. Но пересмотр человеческих действий в искусстве уже давно состоялся. Он был проведен художниками 60-70-х годов. Радикальной новизны в поисках нового определения гуманизма посредством искусства нет, поскольку такие поиски совершались ещё в античности. Тем не менее данная тема сегодня весьма актуальна! Она призвана к жизни. Люди задаются гуманистическими вопросами, что указывает на то, что проблема отчасти уже решена.
Я с Вами согласна. Следующий вопрос скорее не по содержанию, но по форме…Не могли бы Вы рассказать нашим читателям о Ваших планах на будущее?
У меня есть идея посвятить выставку любви, назвав её как-то вроде «Не оставляй меня» или «Кого я любил». Вообще, можно было бы сделать выставки по названию романов и выразить с помощью них современное восприятие любви! Хочу надеяться, что выставка по этой теме вызовет больший интерес у аудитории…
«К сожалению, в России кураторство путают с администраторством»
Будут ли Ваши проекты представлены в других странах мира?
У меня проблем с передвижением нет! Но далеко не так просто двигать выставки, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы с ними познакомились и в других государствах. Здесь действует такое правило: когда ты не строишь четких планов – всё получается; когда выстраиваешь алгоритм реализации идеи и предпринимаешь попытки «вогнать» её в какой-либо институт – приходишь к понимаю, что всё очень сложно. Что касается «Удела человеческого», то мне кажется, что смысл этого проекта – быть в Москве. Все мировые выставки работают в форме проектов! Они сопровождаются лекциями, семинарами, перформативными выступлениями… К сожалению, такая практика не столь популярна в Российской Федерации. Интеллектуальный потенциал наших институтов не слаб, но алгоритм проведения программ у них не выстроен. ГЦСИ, пожалуй, ближе всех подошёл к зарубежным традициям. У них совершаются замечательные образовательные программы, но и они, увы, никак не коррелируют с их выставками. Для меня проект «Удел человеческий» — это ценный опыт, который я могу применить и в других странах!
В чём же заключается работа куратора?
В создании идеи, в выборе художников, отчасти в организации… Это очень творческая работа, требующая большой самоотдачи. Каждая выставка носит авторство куратора. К сожалению, в России кураторство путают с администраторством. Это несколько разные вещи!
Было очень приятно беседовать с Вами, Виктор Александрович! Желаем Вам дальнейших творческих успехов!
Спасибо и Вам!
Автор текста и фото: Алёна Геращенко