В мире высоких технологий и бесконечных социальных сетей достаточно сложно найти и не потерять себя, отыскать то, что действительно по душе, разобраться в информационном шуме. THE WALL Magazine побеседовал с Юрием Грымовым, художественным руководителем театра «Модерн», кинорежиссером, многогранным и интересующимся человеком, о том, за что он любит театр, о творческих планах и убеждениях.

О ТЕАТРЕ И ЖИЗНИ

Юрий Вячеславович, был ли у вас в детстве какой-то любимый театр, и как состоялось ваше с ним знакомство?

В детстве я ходил в театры, до сих пор помню знаменитый спектакль «Синяя птица» (до сих пор идёт во МХАТе). На меня сильное впечатление произвели образ и костюм Сахара. Он как-то очень удачно ломал пальцы – трюк такой. Потом, к сожалению, возникла большая пауза — никакого интереса к театру, мне было скучно. И совершенно неожиданно, когда я выпустил свою дебютную картину «Му-му», я познакомился с Григорием Гориным. Я тогда сказал, что не очень люблю театр. А он сказал такую фразу: «Если ты думаешь, что тебе театр не нужен, то ты нужен театру». Это я вспомнил буквально лет пять назад. Потом кривая вывела, и я сейчас занимаюсь театром системно. Хотя у меня и раньше были довольно-таки успешные постановки; в театре у меня всегда хорошо складывались дела, в том числе и экономически.

Театр для вас финансово успешнее, чем кино?

Да, конечно. Те фильмы, которые я снимаю, совершенно не развлекательного характера. Мне это нравится, и зрителям, которые мои фильмы смотрят, тоже. Но их не так много. А в театре гораздо больше людей, которые хотят скорее думать и переживать, чем развлекаться. Я выпускал спектакль «Дали», посвященный Сальвадору Дали, спектакль «Нирвана», посвященный Курту Кобейну. Уже пятый год в РАМТе с большим успехом идет спектакль «Цветы для Элджернона», попасть трудно – все на люстрах висят. Поэтому театр в моей жизни сегодня является, наверное, главным, а недавно он меня не очень-то и интересовал.

«Если ты думаешь, что тебе театр не нужен, то ты нужен театру» 

Вы быстро согласились занять должность художественного руководителя? Не смущает ли вас современная обстановка, возникшая вокруг театров, Гоголь-центр?

Да, очень быстро согласился. Сама обстановка не смущает; смущает то, что вокруг театров идёт очень много разговоров, но они связаны, как правило, с уголовными или с бытовыми делами. Это бред какой-то. Иногда у читателей может сложиться впечатление, что в театре есть что делить (я имею в виду деньги). Это не так. Театры России живут не очень богато, но очень достойно. Та реформа театров, которая сейчас происходит, идет на пользу: есть диалог с Министерством культуры, есть свобода – никакой цензуры я не чувствую. Мне ни разу никто ни на что не намекал — делать то, делать не то. Недавно мы выпустили спектакль «Юлий Цезарь». Это очень непростое и всегда актуальное произведение Шекспира, посвященное власти. Недаром в России 114 лет спектакль никто не ставил. И когда я только приступал к репетициям, меня спрашивали — не боюсь ли я, что постановку воспримут как политическое высказывание. Но спрашивали меня мои друзья и коллеги, отнюдь не чиновники Минкульта. Так что я как худрук нахожусь в очень комфортных условиях с точки зрения творчества.

Вы говорили, что главную роль в этом спектакле играет народ. Считаете ли вы, что российский народ стал более активен политически, культурно в последнее время?

Я думаю, что практически ничего не меняется. Понимаете, в чем дело – я вспоминаю свое детство, СССР, потом была новая Россия, сегодня современная Россия – мне кажется, количество активных людей одинаково. Вижу, что тех людей, которым интересно рассуждать, переживать, делать выбор, имеющих свое мнение, столько же, сколько и было. И людей, которым всё равно, которые разочарованы, которые ни во что не верят, — все то же самое.

Можете выделить какие-то черты ментальности русского народа?

Всегда, когда мы так рассуждаем, мы должны существовать в категории сравнения. Я работал в Америке, часть жизни провел во Франции, но я не являюсь ни большим знатоком американцев, хотя встречал их в разных качествах, ни жителей Европы не берусь оценивать. Знаю то, что мы другие. Ну конечно, мы другие. Хотя, конечно, понятия о счастье практически у всех схожи.

«Мне интересно в России, потому что я русский человек, православный, мне здесь свободнее дышится. Я не чувствую, что я ограничен в свободах» 

Чем вас привлекает работа в России?

Мне интересно в России, потому что я русский человек, православный, мне здесь свободнее дышится. Я не чувствую, что я ограничен в свободах. Если телевидение сделало всё, чтобы я его не смотрел, я и не смотрю. Общаюсь с кем хочу, никогда себя не навязываю другим, не люблю, когда себя навязывают мне. По-моему, Бунин сказал такие слова: «Счастливый человек – это тот, кто может делать то, что хочет, общаться с кем хочет, и путешествовать». Это про меня.

Как вы путешествуете?

Передвигаюсь по миру — так, неспешно, без фанатизма. Была у меня необходимость пожить в Японии – уехал туда и пожил там; сильное впечатление произвела страна. Потом я подумал: «Как же так? Я еще не видел социалистический лагерь», — и в этом году уехал во Вьетнам почти на месяц. Мне было интересно посмотреть на отголоски «совка» и сравнить его со своими воспоминаниями о нашем собственном социалистическом прошлом.

Совпадают воспоминания с вьетнамской действительностью?

Вполне. Из-за социалистического строя во Вьетнаме порядка больше, чем в Камбодже, Лаосе, например. При всех своих минусах социализм обладал одной особенностью: в социалистической системе власть продумывала и контролировала практически все стороны жизни. Я не говорю, что это хорошо, но люди, которые системно мыслят и несут ответственность за кого-то (пусть даже не из-за побуждений совести, а в силу необходимости), мне более симпатичны.

Если рассуждать о грехах древнеримских правителей, можно ли провести параллель с грехами российской власти и их последствиями?

Я в «Юлии Цезаре» не концентрировал внимание вокруг конкретной страны или периода. Ничего не меняется. В человеке все так же присутствует баланс греха, и он живет в этом балансе. В Советском Союзе было принято идеализировать политических деятелей. Они были такими «дедами Морозами» — веселые, хорошие, с детьми играли, говорили правильные слова, то есть, что называется, занимались популизмом.

Когда сегодня многие пишут, что у нас плохие политики и тому подобное, вижу в этом отголоски того периода: люди хотят, чтобы политики были идеальными, а мы бы их боготворили — по привычке. Даже либерально настроенные граждане, максималисты — и те хотят получить идеального человека. А он не может быть идеальным: он со своими грехами, слабостями… И возвращаясь к чертам русского народа: русские все-таки максималисты. Но максималисты по отношению к другим, а не к себе. К сожалению. В Африке, например, совсем другая ситуация.

Как это происходит в Африке?

Там не произошло разрыва с природой, это сегодня питает очень многих людей, туда приезжающих. Там есть энергия, понимание того, что ты находишься на планете Земля. Даже в Кейптауне, большом городе, ты это чувствуешь. А, допустим, в Москве, Нью-Йорке, Париже ты полностью в отрыве от природы. Теряешь осознание того, что ты – это часть планеты.

Реально ли и нужно нам в городе возобновить эту связь?

Это нереально. Человек все делает, чтобы побороть планету Земля, но он проигрывает. Земля сама очень агрессивна. Если представить, что люди ушли из Москвы — через 10 лет здесь все зарастет травой, деревьями, что-то провалится: Земля поглотит и человека, и место. Я думаю, что наше желание полететь в космос или переселиться на Марс подспудно связано с тем, что мы ищем другую планету, которая, как нам кажется, будет не так агрессивна по отношению к человеку. Или это нам только кажется, что она агрессивна. Те же африканские племена так явно не считают.

Вернемся на бренную землю. Вы начали свою творческую деятельность в театре «Модерн» со спектакля «О дивный новый мир!» и получили права на театральную постановку? Как это происходило – дорого, сложно?

Мы получали права у наследников Хаксли, да. Это недорого, но немного муторно, потому что вы должны связаться с их представителями, представить концепцию, изложить свое видение, объяснить, что вас привлекло – то есть почему вы хотите поставить этот спектакль. Мы платим наследникам процент с каждого спектакля. Очень удобно, потому что не тратятся деньги на старте. Вы не выкупаете произведение, а играете спектакль и с кассовых сборов перечисляете некую сумму.

Насколько большой процент?

Восемь процентов, достаточно немного.

Почему вы выбрали для старта «О дивный новый мир», а не другие антиутопии?

Во-первых, мне очень захотелось начать постановку спектакля с такого сочетания на афише — «О дивный новый мир», «Модерн». Во-вторых, на площадках русских театров практически не идут антиутопии и фантастика. Это крайне сложно технологически и ментально. Хотя русская драматическая школа совершенно не мешает, а помогает в создании сложных постановочных спектаклей.

И даже фильмы не так часто снимают по антиутопической тематике…

Понимаете, фильмы сейчас снимают с целью максимально на них заработать, а не высказаться.

Читала, что во время спектакля вы разрешали снимать на телефон зрителям все происходящее на сцене…

Я перед каждым спектаклем в театре «Модерн» говорю: «В нашем театре разрешено фотографировать, но только без вспышки, потому что не надо мешать зрителям, сидящим рядом, и актерам». А так, пожалуйста, фотографируйте.

«Мы видим, что кто-то снимает на телефон, но, как правило, никто не снимает целый спектакль. Фрагменты пусть снимают, мы живем во время безумных соцсетей» 

А видео снимать разрешаете?

Видео… Целый спектакль мы запрещаем снимать, но фрагменты можно.

Не беспокоитесь о нарушении авторских прав?

Во-первых, в зале есть капельдинеры, которые следят за этим. Мы видим, что кто-то снимает на телефон, но, как правило, никто не снимает целый спектакль. Фрагменты пусть снимают, мы живем во время безумных соцсетей. Придите к нам на детский спектакль по Конан Дойлю «Затерянный мир» и увидите – когда выходят динозавры, 90% зала, детей, поднимают телефоны. Они снимают, фотографируют, орут от восторга – ну и как это запретить?

Необычность театра «Модерн» проявляется и в дресс-коде. Вы кого-то не пускали в театр по причине несоответствия ему?

Было три случая за год. Один раз пришел молодой человек в майке с короткими рукавами, в тренировочных штанах и в кедах. Один раз в шортах был человек. Мы не пускаем, но можем предоставить пиджак в гардеробе (если вы, например, пришли в майке). Я знаю, что театральные критики на эту тему смеются и говорят: «Мы не пойдем в театр «Модерн», у нас нет пиджаков». Это снобистская позиция. Ну и не приходите, если вам трудно соблюдать правила, которые здесь приняты. Нам жалко, что вы не пришли, но если вас останавливает пиджак…

Люди, которых вы не пускали, как на это реагировали?

Нормально, мы предлагали вернуть деньги. Один ушел, обидевшись, даже не обратившись в кассу и не сдав билет. Понимаете, мой монастырь – мои правила.

Вы как-то говорили о творческих планах по постановке пьесы о террористах…

Нет, их уже нет. В этом году мы планируем поставить «Войну и мир», я давно хотел, уже года четыре. Написана пьеса, сейчас мы уже приступаем к репетициям, и в сентябре-октябре выйдет спектакль.

Насколько ваша «Война и мир» охватывает произведение полностью?

Очень большую часть, не фрагмент, хоть и не все линии затронуты. Мы несколько лет писали эту пьесу, она повествовательно соответствует всей книге, и в этом была главная сложность. Хронометраж, я думаю, будет не безумным – с антрактом планируем уместиться в 3,5 часа.

«Сейчас мы проводим реформу управления культуры, потому что чиновник не может управлять культурой. Это утопия. Да и культурой вообще нельзя управлять» 

Вы же еще должны будете ездить в Орёл? Чем конкретно вы занимаетесь в Орле на должности советника губернатора?

Да, пока удается сочетать. Я отвечаю за культуру и туризм, стараюсь, чтобы в жизни Орла и Орловской области понятие культуры стало не то чтобы обыденным — это неточно; скорее, одним из главных. Это мой experience, мне интересно, можно ли в отдельно взятом городе, регионе навести порядок. Хочу попробовать. Там прекрасные люди, очень любящие и интересующиеся культурой; вообще Орёл – культурная столица. Там прекрасные музеи. На такой, в принципе, небольшой город – четыре театра.

Что вас связывает с Орлом?

Ничего. Я собирался там снимать «Трёх сестер», потом я собирался приехать туда на гастроли с театром «Модерн», потом появился новый губернатор, Клычков, который предложил мне подумать на эту тему, я подумал и согласился. Сейчас мы проводим реформу управления культуры, потому что чиновник не может управлять культурой. Это утопия. Да и культурой вообще нельзя управлять.

Юрий Грымов достаточно серьёзно подошел к своей новой должности и даже выпустил так называемые «Орловские тезисы». Прочитать их можно здесь.

О КИНО

Вы достаточно давно высказываетесь в том ключе, что национального российского кино не существует. В чем его проблема?
В кино жизни нет. На нас обрушивается гигантское количество спортивных драм: сейчас баскетбол, потом хоккей, коньки, потом футбол … Я большой противник однобокости – диапазон картин должен быть широким, от детских до авторских, от комедий до исторических, полный спектр.

А каким должно быть национальное российское кино?

Оно должно быть максимально свободным, чиновники должны создать условия, при которых кино снимать выгодно. Я против государственного финансирования. Почему Иванову дают, а Петрову не дают денег? Логика не совсем понятна. Государство должно поддерживать только две категории – исторические фильмы и детские, это те категории, которые экономически всегда убыточны. Исторические фильмы дорогие, как и детские, но без них не происходит развитие. Также можно поддерживать авторское кино. В России сегодня поддерживают только коммерческие фильмы. Я не очень понимаю, зачем, ведь коммерческий фильм и так (судя по названию) создан для того, чтобы зарабатывать.

«Оно (российское кино) должно быть максимально свободным, чиновники должны создать условия, при которых кино снимать выгодно» 

Обращаясь к вашему проекту реформы кинематографа – одним из предложений был запрет бесплатного скачивания в целях защиты авторского права. Не думаете ли вы, что авторское кино пострадает от того, что людям придется платить за его просмотр?

Люди, когда идут в булочную и покупают хлеб, обязательно берут с собой кошелек. Ведь никто не думает, что можно просто прийти и взять с полки батон. Ведь это труд пекаря: он потратил деньги на тесто, потратил свое время. Интеллектуальная собственность точно такая же. Надо за это платить. Я считаю безнравственным и диким, когда зрители бесплатно качают фильмы, а потом еще говорят: «А что нам делать? У нас нет денег». Вы же сами не будете бесплатно работать. А кино – это дорогостоящее удовольствие.

ОБ УБЕЖДЕНИЯХ

Слышала, что вы отрицательно относитесь к татуировкам. Не считаете ли вы их своеобразным способом высказывания?

Человек может как угодно высказываться, но я считаю, что он имеет достаточное количество средств, чтобы делать это, не портя тело. Вы меняетесь, меняется настроение, отношение к себе. Рисовать на теле… Насколько я знаю, это всегда делалось с определенным смыслом. В основном, татуировки означали принадлежность к какому-то сообществу — или этническому, или криминальному.

Как вы относитесь к закону о запрете пропаганды гомосексуализма и однополым бракам?

Мне кажется, от гомосексуализма детей не бывает. Я всегда считал, что эта сфера относится к личной, интимной жизни каждого. Но я как человек верующий считаю такие отношения не совсем нормальными. Особенно тогда, когда это начинает переходить границы и объявляться нормой. Господа, это не норма. Если бы она таковой была, то планета Земля и человеческий род закончили бы свое существование. Наклонность – пожалуйста, ваше право. Но навязывать её, я считаю, не очень корректно.

«Надо быть свободнее в своих желаниях, хулиганствах — понятно, в рамках закона» 

Есть ли перспективы для развития у российской молодежи?

Конечно, есть. В театр к нам приходит достаточное количество молодежи. Мне нравится, когда на моих спектаклях сидят и 17-летняя девушка и 70-летняя женщина. А молодежь, куда она денется? Она есть, она будет. До определенного периода в жизни тебя не интересует карьера, только противоположный пол. Это нормально. Но когда человек, уже будучи совсем молодым, озадачен и озабочен только карьерой, мне кажется, что он себя обкрадывает. Надо быть свободнее в своих желаниях, хулиганствах — понятно, в рамках закона. Сегодня я вижу, что многие стали более расчетливыми, и мне это не симпатично, потому что я никогда таким не был.

Можно ли с этим можно бороться?

Нет, не надо с этим бороться, бесполезно. Единственное – нужно научить людей правильно расставлять приоритеты.

Автор: Анна Чеботарева

Фото: Лена Дмитриева