Фестиваль ФОРМА – это площадка для активного продвижения современного искусства, поиска новых концепций, смыслов и способов изображения, поле для развития. Недавно фестиваль объявил даты проведения – 27 и 28 июля, а в феврале запустил целую театральную лабораторию ФОРМА ЛАБ, посвящённую экспериментальному театру.

Мы поговорили с Юрием Кассиным, основателем фестиваля и культурологом, о том, каким он видит современный театр, как относится к новациям и что ценит в искусстве.

Зачем и за что любить театр?

Для меня красота театра в том, что его можно увидеть только один раз. Дальше это никуда не транслируется. То есть были, например, сезоны Дягилева, их даже можно восстановить технически, но получить то ощущение, те впечатления не получится никогда. Очень похоже на нашу жизнь, конечно. С одной стороны, очень индивидуальный, с другой стороны, неповторимый опыт.

Как меняется театр сейчас?

Новая форма – это всегда социальный феномен и культурный бунт, поэтому сейчас я бы сказал, что театр перестает быть театром, его форма размывается. Искусство театра вплотную приблизилось к понятию перформанса.

Мощно развивается театр с международным языком — то есть весь визуальный театр, который общается с нами на языке хореографии, кукол, арт-объектов, музыки, жестов и возгласов и который мы больше всего стараемся показывать на фестивале. Иногда даже популярным термином “физический театр” это не назовешь.

При этом очень актуальным становится компульсивный театр. Здесь в основу ложится своеобразный террор, когда вас что-то заставляют делать, даже если вы не очень-то и хотели. Таким образом фигура артиста, художника или автора спектакля снова субъективизируется и доминирует. Это своего рода обратная реакция на иммерсивность и инвайронменты в открытых пространствах, которые всем даже немного надоели.

Кстати, хочу выразить благодарность Алексею Киселеву, нашему куратору театральной программы. Леша — театральный критик, журналист, автор «Афиши Daily», Colta, КРОТ, Esquire и других изданий. Эксперт «Золотой Маски», главный редактор проекта Яндекса «Я в театре» итд итп.

Если бы не он, я бы не знал и малой доли того, о чем сейчас вам говорю, и того, о чём только собираюсь поведать.

Всегда ли у экспериментальных спектаклей есть определенная цель, сюжет? Или иногда бывает важна лишь атмосфера?

Классный вопрос. На самом деле, цель есть всегда. Просто иногда атмосфера это и есть сюжет. Проанализировав атмосферу или паттерн спектакля, можно понять, что хотел сказать режиссер, какую эмоцию он имел в виду.

Но есть, например, и квадрат Малевича. Его целостно понять без книжки “Черный квадрат” обывателю почти невозможно. Поэтому нужно читать, готовиться к любому спектаклю. А идти в театр, как на боевик – это неуважение к своему времени и времени артиста.

Иногда атмосфера это и есть сюжет

Павел Семченко, «Па-дражание драматиченской машине»

Какой вид искусства лучше всего сочетается с театром и в чем это выражается?

Театр сочетает в себе все виды искусства сразу. И чем больше их в одной постановке, тем для меня интересней. В какой-то мере любое событие можно назвать театром, перформансом или музыкальным выступлением, в этом смысле театр прощает всё. Самый экспериментальный вид искусства.

А как обстоят дела с классикой? Какой он – современный способ работы с классическим материалом?

Современный способ работы с классическим театром — это, прежде всего, работа с технологиями. Несмотря на все свои многочисленные достоинства, существуют явные последовательности, вызывающие мигрень. Если у вас есть все цвета под солнцем, доступные в палитре, использовать их вместе может быть ошибкой. Часто это похоже на случай, когда мальчики просто взволнованы своими новыми игрушками.

Произведение самой технологии становится смыслом шоу, хотя на самом деле технология должна обслуживать показ. Поэтому в элитарной художественной среде есть сейчас отторжение к классическому театру, и тут мы опять упираемся в культурный бунт, где артист не хочет свет, не хочет звук, не хочет кресел, не хочет проекции, не хочет сцены и вообще мечтает о голом высказывании чуть ли не на голом полу.

Классические пьесы  могут быть поданы совершенно по-разному, и тут мы не можем назвать спектакль классическим в строгом смысле. Но есть интересный феномен, связанный с развитием классических жанров, таких как опера, например. Они радикально пересматриваются и обретают новую волну популярности.

Какова основная цель проекта Форма Лаб? Какими зрители должны выйти после спектаклей?

Все высказывания на фестивале. Это и есть цель. Как говорил Маршалл Маклюэн, the Medium is the Message. В данном случае месседж — это мультижанровость. Мы пытаемся уйти от фрагментарности понимания культуры.

В манифесте вы пишете: “Мы выражаем протест против бездуховности общества потребления, обезличенности массовой культуры, унификации человеческой личности”. Это способ продать продукт, апеллируя к контркультуре?

Это наш манифест. У нас просто контркультурный фестиваль в целом. Словосочетание “продать продукт” к нам не относится. Потому что мы не “продаем продукт”.

Вообще это слово “продукт”, когда оно используется как такой американский профжаргонизм, плохо подходит к российской арт-действительности, так же как и “проект”.

Мы делаем тотальное синтетическое произведение искусства. “Продукт” и “проект” — это на Бродвей.

Не боитесь ли вы сами создать “симуляцию”, тот самый пресловутый “продукт”?

Я думаю, что мы — единственный крупный фестиваль в стране, который не боится никаких граней. Наш выбор основан на честном подходе и вере в силу искусства.

Поэтому нет, не боимся.

Пахом, фото: Тима Балдин

Что вы думаете о “Дау”?

Я считаю “Дау” одним из самых важных и серьёзных проектов последних лет, а может быть, и всего постсоветского временного отрезка. Хочу выразить благодарность Илье Хржановскому и Сергею Адоньеву. Сделать такое неповторимое тотальное произведение искусства – мечта каждого настоящего художника, продюсера и мецената. Ребята, это было очень круто.

У нас, кстати, тоже такого масштаба проект есть. Это балет, созданный по мотивам книги “Электрошок” Лорана Гарнье. Это, пожалуй, самое знаменитое литературное произведение по истории различных течений электронной музыки.

Если коротко, то переходя из одной комнаты в другую, вы попадаете в атмосферу клубной жизни разных эпох, разные стили, направления не только музыки, но и танца, интерьеров, костюмов и прочего. Европа и Америка, рейвы, техно-парады, отношения с властями, бандитами, а также, собственно, хаус, техно, эйсид, транс, хардкор, нью-бит, хип-хоп как музыка и как стиль танца.

Сюда можно прийти не только смотреть, но и участвовать.

Кто на современной арт-сцене в России делает круто? Кого вы бы сами назвали актуальными?

Из последнего меня поразила выставка Миши Моста, где все картины нарисовал дрон. Зная технику Миши, я понял, что это нарисовал кто-то со своим подходом, видением, чувством стиля, очень похоже, но не Миша. Когда я понял, что ВСЕ полотна написаны роботом, и что они классные, я осознал, что мы в какой-то момент будем покупать искусство роботов, потому что этот феномен действительно вызывает удивление и восторг. То есть это искусство и у него есть индивидуальность у субъективизм.

Из молодых я бы назвал ещё Рому Ермакова, ученика Бартенева, и его невероятные костюмы и скульптуры, которые с одной стороны отсылают нас к Балету Баухауса, а с другой создают собственный сказочный мир прямо сейчас.

Мне также очень нравятся арт-перформансы. И тут безусловный лидер — Андрей Кузькин и его ню. На Форме в прошлом году это была такая пощечина, которую каждый фестиваль обязан сделать.

Автор: Лилия Филина