Disclaimer. Обычно редакция THE WALL старается по мере возможности объективно освещать события и рассказывать о пользе, которую каждый из нас может извлечь из происходящего. Но сегодня мы попытаемся передать эмоции и чувства от музыки, в отношении которой трудно сохранить нейтралитет.
Будь у меня возможность сдать этот материал в редакцию сразу после концерта Kamasi Washington 5 июня в Гараже, лид был бы таким: закрывайте браузер и айда брать билеты на шоу в Санкт-Петербурге. Потому что происходящее на сцене фонтанировало живой водой и творческой правдой — оставалось стоять и впитывать. Полностью не получилось, поэтому часть впечатлений вылилась в текст.
Поход на гиг Kamasi воспринимался мной со сдержанным воодушевлением. Скорее, не как обычное редакционное задание, а как способ повысить музыкальную эрудицию. Казалось, я знал, чего ждать: в моей голове за Kamasi Washington закрепился образ джазмена, заново изобретшего музыку свободных форм во времена digital-кричалок и песен с хронометражем до 4 минут. Также я понимал, что иду слушать “любимого артиста наших любимых артистов” — Камаси-коллаборатора, которого многие помнят по безумным аранжировкам на To Pimp a Butterfly Кендрика и релизах Thundercat, Flying Lotus или Sampha (помните прошлогодний лайв последнего с инструментальной командой мечты?). Наконец, было ощущение, что его сольная музыка всегда держала со мной дистанцию: альбом Epic в 2015 был прослушан с большим вниманием, но небольшим пониманием, а на фестивале Flow в прошлом августе эмоции от классного перфоманса группы Kamasi потонули в слэме под Brockhampton и танцах с Джорджей Смит. На самом деле, нихрена я не знал.
Услышанное и прочувствованное мною на концерте 5-го июня стало одним из самых сильных музыкальных опытов в моей жизни. Что-то похожее я, вероятно, испытал на ноябрьском выступлении Бэна Ховарда в Берлине, после которого просто хотелось молчать и наобум исследовать малознакомый город. Такие яркие переживания всегда меня выхолащивают, выжимают полностью — к счастью, большинство нормальных людей устроено совсем по-другому.
Например, все пришедшие на Kamasi в Гараж. Не секрет, что атмосфера на концерте — это штука объемная, которую толпа и артист создают сообща. Поэтому, вообще говоря, в XX веке и появился термин популярной музыки, которая в отличие от классики требует отклика, контакта, участия. Которой нужен слушатель. Танцпол на Камаси превратился в наэлектризованную массу, на редкость органично реагирующую на сцену. С удивлением я обнаружил много открытых к звуковым экспериментам и — внезапно — подпевающих людей в бешеном диапазоне от 18 до 60. К этому прибавились солдаут и очень стройный вызов бэнда на бис. Если кто-то из присутствовавших сейчас читает это, знайте: вы тоже сделали этот вечер важным.
В этом угадывается не только дань уважения мастеру, но и само естество группы: в процессе выступления у каждого из инструментов находится пространство для собственной импровизационной фразы.
Теперь к тому, что сделали артисты. Что звучало как свобода от условностей музыкального нарратива и самих себя. Группа Kamasi Washington сыграла музыку удивительной субкультурной палитры. На поиски в ней следов фьюжна, госпэла, брейк- и афробита, соула, фриджаза, хип-хопа и этно можно отправлять самых отъявленных эстетов, только совсем не хочется — ей тесно в определениях.
Обширная духовая секция, звук которой то взвивается к потолку, то снова отходит в тень — фирменная черта концертов бэнда. Она представлена трубой Райна Портера, саксом самого Камаси и флейтой его отца, соло которого давно стало обязательным ходом программы. В этом угадывается не только дань уважения мастеру, но и само естество группы: в процессе выступления у каждого из инструментов находится пространство для собственной импровизационной фразы. Так виртуоз Майлс Мозли меняет представление публики (мои точно) о возможностях контрабаса, а ударники Рональд Брюнер и Лион Мобли устраивают театральный «диалог» барабанов в нескольких актах. Получается экскурс в лицах по миру дикой африканской ритмики, повлиявшей на современный мейнстрим через хип-хоп. Во время своего джема клавишник Брэндон Коулман (на вид — вылитый брат-близнец калифорнийца Schoolboy Q) сжигает сразу несколько синтов, играя левой и правой рукой на разных инструментах одновременно. На заключительной песне Fists of Fury в центре внимания оказывается Патрис Куин — инопланетная дама, вспенивающая воздух голосом и движениями тела. Во всей музыке со сцены — ни доли начётничества, механического профессионализма или желания “удивить”.
Под занавес я аплодирую до неприятных ощущений в руках и думаю: эти люди точно принадлежат чему-то большему, но не теряют собственного голоса. “We do not tolerate our differences. We celebrate them!” — подтверждает Камаси со сцены.
Давайте праздновать?
Автор: Ярослав Веринчук
