Феминизм шагал по планете уверенной размашистой походкой на протяжении всего ушедшего года. Не обошел он вниманием и театральный мир — мир авторских интерпретаций и образной передачи социальных концепций. THE WALL Magazine узнал, как феминизм отражается в современном искусстве.

[не] хочу ребёнка 2.0

В Центре им. Вс. Мейерхольда представили обновлённую версию спектакля-дискуссии «Хочу ребёнка» по одноимённой пьесе Сергея Третьякова.

Внутри спектакля в разных режимах существуют футурист условного «серебряного века» Сергей Третьяков, шеф-драматург ЦИМа и режиссёр спектакля Саша Денисова и три активистки российского фем-движения. Кажется, вместе им хорошо. Но тесно.

Третьяков, друг и коллега Всеволода Мейерхольда, написал «Хочу ребёнка» в 1926 году. Тогда на его счету уже была пьеса «Слышишь, Москва?!», отгремевшая на подмостках театра Мейерхольда несколькими годами ранее. Третьяков знакомил современников с любимым Брехтом (с которым его роднило, помимо всего прочего, ещё и поразительное внешнее сходство), ратовал за документальный и агиттеатр, выступал как художник, поэт, публицист.

Сергей Третьяков

Бертольт Брехт

В спектакле присутствие духа Третьякова и его современников сначала намеренно акцентируется (они даже появляются в специально для их бесед оборудованной «комментаторской» над сценой).  Так становится видимой дистанция между реалиями столетней давности и сегодняшним днём; а зритель приходит к размышлению над тем, какие сходства и различия обнаруживаются на этом разломе. Устарели евгенические проповеди о выведении породы новых людей – но масскульт возвращается к мифу об идеальном человеке снова и снова (прежде всего, в научной фантастике).

Не устарели, а даже обострились «женские вопросы», сводимые в общем к одной нерешаемой проблеме порицания женщины: (без)детной, карьеристки, рабочей, активистки, жертвы изнасилования, сильной, слабой и так далее. Название пьесы в нынешней ситуации провокативно намекает на дискуссию об абортах, хотя непонятный и страшные большиснтву слова «чайлд-фри», «прочойс», «пролайф» за всё время спектакля не упоминаются ни разу.

У российского феминизма в этом спектакле очень презентабельное лицо. Получается красивый собирательный портрет, который не стыдно повесить в большой комнате и показывать гостям.

От обсуждения других насущных вопросов российского феминизма никто не застрахован во второй части спектакля — стендапа трёх активисток женского движения и беседы, в рамках которой создател(и/ницы) спектакля отвечают на вопросы дошедших до обсуждения зрителей и главной провокаторки ЦИМа Елены Ковальской (арт-директор театра). С премьерного весеннего показа состав феминисток несколько изменился – Сашу Алексееву сменила Алёна Попова, превратившая свой стендап чуть ли не в предвыборную речь, а дискуссию — в дебаты (получился настоящий агитационный театр, Третьяков бы такое одобрил).

Коллеги Поповой – Даша Серенко, известная широкой общественности прежде всего как создательница акции «#тихийпикет», и Элла Россман, историк, социолог, преподаватель ВШЭ (и все регалии — без единого феминитива…). Все говорят твёрдо, спокойно, в нужных местах эмоционально; никто не кричит, не плачет, и не призывает сбросить мужчин с парохода современности. У российского феминизма в этом спектакле очень презентабельное лицо. Получается красивый собирательный портрет, который не стыдно повесить в большой комнате и показывать гостям.

Дискуссия идёт параллельно и об идеологической, и о художественной стороне спектакля. Хочется призвать всех будущих зрителей — не стесняйтесь задавать вопросы режиссёру, она выходит не просто так. Можно задать вопросы художницам и хореографам, актрисе, актёрам, соседям в зале; можно делиться мнениями, можно и нужно ругаться, спорить, только без драки. Есть простое объяснение тому, почему всё это очень важно.

Мы продолжаем говорить «спектакль», но «Хочу ребёнка» в настоящем виде — это акционистский перформанс, в котором есть заранее подготовленная часть — каркас инсценировки и планы выступлений активисток; есть импровизационная часть — наполнение схем и планов; и есть абсолютно свободное пространство, которое зрители вправе заполнить собой — хлопать, смеяться, возмущаться (стандартный набор) и вступать в дискуссии, конфронтировать или соглашаться. Актуальный вопрос о границах этого действия и «реальности» — ещё один вопрос, который настоятельно рекомендуется задать (в первую очередь, самим себе внутри спектакля).

Главный феминитив — «Монологи вагины»

Ив Энцлер/Лидия Русакова, в рамках мультимедийного художественного перформанса «Она это мы»

Здесь границы довольно чётко обозначены — отделанный под мрамор зал Музея геологического факультета МГУ, от вступительной речи режиссёра до финальных оваций. «Монологам вагины» 24 года и их, скорее всего, играли и не в таких местах; но фурор можно произвести даже в зале на сотню зрителей в 2018 году.

Непонятно, кто из собравшихся клюнул на слово «перформативность». Действие, во всяком случае, оказалось очень классическим — четыре актрисы эмоционально начитывают переведенный текст. Получается читка, разбавленная лёгким интерактивом с психотерапевтическим эффектом и местами громкой музыкой. Решение обосновано структурой оригинального текста, название которого достаточно ясно передаёт суть. «Монологи вагины» — это женские истории, так или иначе связанные с гениталиями (опыт роженицы, первый секс, сны, фантазии, женское обрезание в странах Третьего мира).

«Монологи вагины» — это женские истории, так или иначе связанные с гениталиями (опыт роженицы, первый секс, сны, фантазии, женское обрезание в странах Третьего мира)

Пьеса, которая, по сути, скорее стендап комедия, чем что-либо ещё, диктует режим существования актрис — они играют фарс, и любые вкрапления серьёзности (за исключением финального монолога о родах) выглядят скорее неубедительными и на зрителей, ожидающих разрядки, производят эффект, прямо противоположный ожидаемому.

К актрисам — честным, эмоциональным, смелым — нет никаких претензий. Есть один вопрос к режиссёру, но он глобальный — в чём заключается режиссёрская работа после того, как актрисы нашли свои стулья и получили свои куски текста? Не нужно сложной умственной эквилибристики; хочется просто понимать, что режиссёр не просто вытащила из закромов 1996 года любопытный смешной текст про американских женщин. С этим текстом можно и нужно работать в зависимости от публики, места, времени; минимальной интеллектуальное усилие — заменить Синатру на Кобзона/Киркорова/Михайлова; для проблематизации изнасилований взять не Боснию, а МАИ или Страхову, или (даже неоднозначную!) Шурыгину.

Абсолютный ноль работы над текстом — это несмешно и нечестно по отношению к зрителям, которые и так знают, что в Америке есть секс, лесбиянки, вагины, мальчики, которые решили стать девочками. Там всё это было, там всё это есть. Что есть у нас? Вот хороший вопрос, который можно было бы задать режиссёру на обсуждении. Если бы оно, как заявлено, состоялось.

Молодая кровь

«28 дней»

(история одного (и каждого) менструального цикла, продекламированная женским хором)

Ольга Шиляева/Юрий Муравицкий, Светлана Михалищева; в рамках фестиваля современной драматургии «Любимовка»

Все желающие говорить о женской физиологии вслух рискуют попасть под перекрёстный огонь. Нападки первого рода очевидны и неизбежны — это восклицания, по которым можно выбивать бинго: «грязное бельё», «вульгарщина», «опять прокладки», «сидите молча», «а вот наши бабушки», «чё, ПМС?» и так далее.

Нападки второго рода изощрённее и пока не растиражированы в российском дискурсе. Речь о вежливых напоминаниях активистов-трансгендеров: менструация — это особая привилегия, о которой лучше молчать, чтобы не указывать особой категории женщин на их «неполноценность». Первая группа тезисов кажется нам очевидно абсурдной. Вторую мы предпочтём оставить без комментариев.

Так или иначе, «28 дней» были отобраны в основную программу «Любимовки» (здесь можно прочитать текст и посмотреть видео. Кроме того, еще в октябре «Любимовка» анонсировала выход полноценного спектакля по пьесе Шиляевой.

Заключение

Спор о женщинах сегодня – такое же минное поле, как и сто, и тридцать лет назад. Для российского театра это тема относительно новая и почти неизученная. И сейчас – прекрасное время для того, чтобы создатели спектаклей и зрители вместе искали язык, на котором они смогут вести диалог, беседовать и отстаивать свои позиции.

Автор:  Ульяна Маханова

Фотографии предоставлены организаторами