2016 год был насыщенным для режиссёра Юрия Быкова – он учредил кинокомпанию «Кода», на экраны вышел телесериал «Метод», были запущены новые проекты. Мы поговорили с Юрием Быковым о его творчестве, философии, тонкостях кино и о том, какие картины режиссёра нам ожидать в следующем году.

В начале года вы говорили о том, что открываете собственную кинокомпанию «Кода» и запускаете два крупных кинопроекта. Чего ждать зрителям в 2017 году, расскажите, пожалуйста.

В 2017 году, дай Бог, если всё получится, ждать фильм под названием «Завод». Это картина, которая рассказывает о проблемах отношений людей состоятельных и людей, живущих в сложных условиях. Кино очень жёсткое и драматичное, наполненное смыслами сегодняшнего момента, скорее даже вопросами, есть ли эти смыслы.

Можно сказать, что это драматический триллер с большим количеством (я надеюсь), больших мужских ролей, их там порядка 10-12.

Что касается второго проекта, я действительно когда-то имел отношение к «Волонтерам», который принадлежит Russian World Vision. В тот момент, когда начиналось всё на Украине: Майдан, Донбасс и Крым, произошли некоторые события и в Одессе, в доме профсоюзов. Меня это очень сильно задело, и я решил вступить в уже начатый проект и действительно каким-то образом повлиял на его развитие, но в дальнейшем, к сожалению, наши пути с правообладателями «Волонтёров» разошлись, и на данный момент они делают его самостоятельно, с помощью других сценаристов, и у них другие творческие и стратегические задачи проекта. Не вдаваясь в детали, надо отметить, что сейчас я к этому процессу отношения не имею.

Буду ли я делать что-то об Украине? Это большой вопрос, поскольку события, которые там происходили и происходят до сих пор, очень тесно связаны с тем, что называется политика, конъюнктура и так далее. Есть информационная война между Западом и Востоком, между нашими и западными СМИ и самое главное, что меня останавливает – это то, что об этой истории нельзя сказать всей правды вслух, потому что существуют определенные политические и юридические ограничения, ведь многие инциденты, которые происходят на Украине сейчас, в частности, на Донбассе, являются государственной тайной. Можно поехать, увидеть многое своими глазами, но рассказать об этой проблеме именно в художественном, масштабном, большом (с точки зрения аудитории) кино, очень трудно, потому что это может пойти вразрез с официальной позицией власти и той, и другой. И я здесь не скрываю, что я был и  остаюсь в этой проблеме, всё-таки человеком, находящимся на территории русскоязычных интересов, хотя я понимаю претензии украинской стороны и понимаю, что проблема в этом смысле сложная. Но, к сожалению, ещё раз повторяю: возможность говорить об этом в открытую пока не представляется и, поэтому проект о Донбассе, скорее всего, будут делать другие люди. Я не могу ничего говорить определенного, но боюсь, что эти люди будут отстаивать либо ту, либо другую точку зрения, причём целенаправленно и скорее даже конъюнктурно, потому что другого выхода, кроме как сделать большую картину об этой проблеме, нет, то есть надо будет использовать государственные деньги, а государственные деньги – это всегда государственная доктрина.

Перейдём к настоящему и свершённому. Вы называете себя творцом и ремесленником, в зависимости от того, какое кино делаете – авторское или коммерческое. Как вы думаете, можно ли создать фильм, который был бы синтезом этих двух подходов?

Знаете, я недавно наткнулся на один небезызвестный сайт, где публикуются правила жизни выдающихся личностей. Там были правила жизни Годара, среди которых я нашёл очень интересную фразу, звучала она примерно следующим образом: «Лучший признак того, что искусство иссякло – это то, что жанры смешиваются».

Почему это правильно? Попробуйте смешать колесо и молоток. Наверняка, оба инструмента будут плохо взаимодействовать друг с другом. Понятно, что искусство – это другое. И синтез, порой, приносит интересный результат. Чем лаконичнее и внятнее инструменты, с помощью которых делается произведение искусства, тем чище жанр. Когда вы понимаете, что делаете фильм ужасов – у вас один инструмент. Когда вы понимаете, что делаете в чистом виде драму – у вас другой инструмент. Если вы начинаете это смешивать (это может быть даже интересно),  мы уже понимаем, что заходим на территории не совсем понятного результата. А если мы говорим о более глобальных вещах, как авторское и коммерческое кино, то такие эксперименты существуют, и они признаны в мировом кинематографе. Интеллектуальную драму смешивают с экшеном, как делает, например, Кристофер Нолан. Если смотреть его работы, то мы видим, что это большие, масштабные, глубокие по смыслу картины. Раньше я менее деликатно говорил о таких вещах (смеётся). Как у простого зрителя, у меня вибрирует и отзывается, но я не могу отделаться от мысли, что человек с ушами на голове философствует по Канту (к/ф «Темный рыцарь» — прим. автора). Это действительно смешно, если сделать шаг в сторону и посмотреть объективно. Получается, что в современном мире для того, чтобы разговаривать с аудиторией, недостаточно хорошего реалистичного драматического персонажа. Нужен обязательно супер-герой, который вроде бы близок к нам, такой же человек, но всё же другой, – скажем, «Росомаха». Он тоже потерял детей, у него тоже нет семьи, он тоже спивается, но у него есть ножи, которые растут из пальцев. И это меня приводит к мысли о том, что западная цивилизация и западные культурные ценности настолько гибкие, что это уже больше не гибкость, а какая-то проституция со зрителем. Всему есть разумные пределы.

«Нужен обязательно супер-герой, который вроде бы близок к нам, такой же человек, но всё же другой, – скажем, «Росомаха». Он тоже потерял детей, у него тоже нет семьи, он тоже спивается, но у него есть ножи, которые растут из пальцев».

Американское кино начиналось с развлечения. Потом прошёл очень серьёзный период 60-х, 70-х, в котором были выдающиеся примеры, такие как «Крёстный отец», «Полуночный ковбой», «Телесеть», А потом мы приходим к 80-м. Мы уже видим, что Спилберг и Лукас начали эксперименты синтеза. Они действительно были удачными. Взять любую картину Спилберга. Она действительно интересна по режиссуре, в то же время глубока по актёрской игре, и в то же время это абсолютно зрительское кино. Но мы не заметили, как это переросло в абсолютный интертеймент, чистое развлечение.

Когда ты сейчас идешь в кинотеатр, ты видишь видеоигры. Там намеренно упрощается смысл, потому что люди, которые зарабатывают на этом деньги, они понимают, с какой аудиторией разговаривают. И, если в инстаграме мы увидим полуобнаженную девушку, которая фотографирует себя и пишет: мои любимые писатели Чайковский и Пикассо, то мы понимаем, что с этим человеком, с этой массовой аудиторией, продюсер разговаривает исходя из того, как эта аудитория себя позиционирует. Поэтому смешение коммерческого и авторского кино также возможно, как возможен брак жирафа и гиппопотама. В принципе, возможно. Есть все надлежащие инструменты для того, чтобы он состоялся. Но нужно ли это? И кому это нужно? Это большой вопрос. Мне кажется, мы очень скоро придём к осознанию того, что всё возвращается на «круги своя», что нужны какие-то очень простые, внятные критерии. Не секрет, что основной закон возникновения фантасмогории или хаоса – это то, что нечем удивлять. Если я хожу в брюках и молодой человек ходит в брюках, это заурядно. Давайте ходить зимой без штанов. Это ведь будет интереснее. Мы можем говорить, что это неправильно, что это опасно для здоровья, но если мы сейчас посмотрим в окно и увидим людей, идущих без штанов, мы обязательно обратим на них внимание. Это фундаментальный принцип, по которому возникает так называемый постмодерн. Смешение жанров, хаос, переворачивание с ног на голову. Единственная причина, по которой всё происходит, это то, что колесо уже изобретено, что «Капитанская Дочка» уже написана, что существует уже «Вишневый сад». Единственная причина, по которой художники идут дальше, это желание быть уникальными и оригинальными. Но если для того, чтобы быть уникальным и оригинальным, нужно снять штаны – я пасс (смеётся).

«Единственная причина, по которой всё происходит, это то, что колесо уже изобретено, что «Капитанская Дочка» уже написана, что существует уже «Вишневый сад»».

В одном из интервью, вы говорили, что если бы могли, выполняли работу и оператора, и осветителей, и прочих членов съёмочной площадки. Возникают ли в связи с этим проблемы в продюсерском кино?

Не то чтобы проблемы возникают… В продюсерском кино самое сложное – понять структуру организации. На самом деле, она очень нестандартная, сильно зависит от проекта. Проблема не в том, что продюсер довлеет над режиссёром. Проблема очень часто в том, что с одним продюсером ты работаешь одним образом, а с другим –совершенно другим. Нет системы. Поэтому когда я в последнее время прихожу на проект в качестве наёмного режиссёра, я сразу говорю: «скажите, что я должен и чего не должен». И на это продюсеры реагируют абсолютно по-разному. Кто-то вообще хватается за голову: «Как? Я ведь пригласил тебя режиссёром. Это ты мне должен всё рассказать и убедить». Но когда начинаешь с этим продюсером работать, вдруг оказывается, что у него на каждую позицию есть своё видение. От носков до машин, он сам представляет как это должно быть. И иногда непонятно, зачем я ему. Другой продюсер сразу обозначает: «Мне важно это и это, а это твоя территория, как хочешь, так и реализуйся». Продюсер должен с режиссёром работать следующим образом: он должен ему очень чётко ставить магистральные задачи, а режиссёр выступать передаточным звеном, коммуникатором –транслировать эти задачи всем остальным специалистам ну и, конечно же, давать задачи от себя.

Почему продюсеры не снимают сами?

Поверьте, многие приезжают на площадку и стараются это делать. Вот, например, известный продюсер Давлетьяров сказал, что в России очень мало хороших режиссёров, поэтому он будет снимать сам. Проблема в том, что у продюсеров несколько проектов параллельно. Трудно ли быть одновременно всем? Я вот точно знаю, чего хочу по всем мелочам и деталям. Поэтому в этом смысле я больше продюсер, чем режиссёр.

Подводя итог. Мне кажется, продюсер должен брать нужного человека с нужным чувством и ощущением. Тогда продюсеру не нужно тратить время на споры. А лучший вариант – это режиссёру быть продюсером. Тут даже не нужно быть отличным организатором. Можно поручить эту часть управляющему. Отличные примеры – Тодоровский, Учитель, Лунгин, Шахназаров.

Есть ли какое-то литературное произведение, которое вы хотели бы экранизировать?

Хороший вопрос. Мне вообще кажется, что каждая форма искусства самодостаточна. Когда из книги пытаются сделать кино, возникает небольшой диссонанс между тем, что задумывал автор и тем, что получается. Приёмы в литературе и в кино разительно отличаются. Кино – это визуальное искусство. Это значит, что ты выключаешь звук и тебе всё понятно. Очень часто, когда литературу перекладывают в кино, пропадает авторский язык. Хорошее кино чаще всего рождается из оригинального сценария. Когда человек пишет оригинальный сценарий, все логические взаимосвязи соблюдены.

Очень часто смотришь большие кинокартины, снятые по литературному произведению, и видишь, насколько сильно они не дотягивают до первоисточника. Их буквально нельзя смотреть без прочтения книги. Кино купирует огромные куски. А это уже кастрация первоначального замысла. Уже это сильно отталкивает меня от желания экранизировать литературные произведения. Я думаю, что чаще всего дело в амбициях, даже если речь об очень талантливых людях. Нельзя сделать кино лучше, чем книгу. Можно сделать лишь благородную попытку.

«Нельзя сделать кино лучше, чем книгу. Можно сделать лишь благородную попытку».

Нужно ли отталкиваться от потребностей зрителя при создании кино?

Начну издалека. Все иллюзии исчезли. Это как у Тарковского: «В каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог». К сожалению, мы живём в очень прагматичное время. Все художники сейчас, в основном, констататоры.

Толстой писал «Войну и мир», а в конце Эпилог. То же у Достоевского. Многие считают, что отруби этот хвост, будет очень полноценное произведение, без реверанса в сторону зрителя. Но автор в те времена просто-напросто не мог поставить человека перед фактом бессмысленности жизни, перед фактом отсутствия принципов.

Сейчас художник говорит так: «Я честный, поэтому я честно скажу, что смысла нет. Но я хотя бы сохраню внутреннее достоинство». И это страшно. Потому что это ведь не выход. Сказать, что мир бессмысленный, лживый, порочный и в нём нет ничего святого. Ну тогда зачем жить? – всё финал. Давайте все напьёмся дорогой водки и дружно прыгнем в окно.

В чём проблема сегодняшнего времени? Мы знаем, что бить человека или обманывать –плохо. Но мы не очень понимаем, почему. Раньше украл – накажет Бог. А сейчас вроде бы Бога и нет. Пока твоя жена не знает, что ты изменил – ты не изменил. Пока тебя не посадили в тюрьму – ты не украл. От этого и возник прагматизм западной цивилизации.  И это страшно. Нет сакрализации. Человек не может без принципов, без коридоров. Он сидит в депрессии и не понимает, почему ему так плохо. А плохо оттого, что он ни во что не верит. Всё разрешено. Нет цели. Как говорил Астров в «Дяде Ване»: «Нет огонька».

Если художник сейчас не найдёт этого огонька, будет очень худо.

«В чём проблема сегодняшнего времени? Мы знаем, что бить человека или обманывать –плохо. Но мы не очень понимаем, почему. Раньше украл – накажет Бог. А сейчас вроде бы Бога и нет».

Следующий вопрос для меня стал ещё более интересен. Вы говорите, что пошли в кино, чтобы достучаться до масс. Но некоторая часть этих самых масс, обычных людей, воспринимает ваше творчество слишком буквально. Например, фильм Дурак, некоторые восприняли как притчу о том, что помогать другим людям, жертвуя собой, нельзя. Почему не было счастливой концовки? Ведь тогда бы большая часть простых россиян вдохновилась на совершение добрых дел?

Вот. Это, собственно, вторая часть ответа на предыдущий вопрос.

Моё предыдущее творчество, которое известно, оно зиждилось на совершенно другом менталитете. За последние 3-4 года во мне произошли очень серьёзные перемены. Безусловно, любое отклонение от нормы рождает нестандартные взгляды, прежде всего, художников. Но я сейчас говорю не о норме, а о том, что режиссёр Юрий Быков, который делал фильмы «Жить», «Майор» и «Дурак» был максималистом-мизантропом, который пытался убедить мир в том, что он – безысходен, пессимистичен, страшен и нуждается в уничтожении. Это крик.

Я не знаю, насколько часто художники признаются в подобных вещах, но если посмотреть творчество любого художника, это развитие можно заметить. Более талантливые художники меняются менее очевидно.

Я не отказываюсь от своего предыдущего творчества. Но открыто заявляю: то, что я делал до этого момента, это было совершенно другое мировоззрение. Я не хочу сказать, что оно сейчас другое, всё намного серьёзне. Я от того мировоззрения не просто устал, я его страшусь.

Прогресс у человечества есть. Я могу выйти на улицу и меня никто не убьёт, как, например, в XIII веке. А это значит, кто-то делал какие-то шаги для того, чтобы эта ситуация менялась. Я не считаю, что мои предыдущие фильмы бесполезны для общества. Просто более сильных они заставляют задуматься, а слабых могут повергнуть в апатию. Поэтому это то, за что даже можно попросить прощения у зрителей.

Если учить ребёнка, что мир плох, безысходен, наверное, он таким и вырастет. Я понимаю, что не нужно заниматься в искусстве поучительством. Но с другой стороны, если не мы будем вселять надежду в людей, кто это будет делать?

Хорошие современные художники в таких ситуациях начинают смеяться и говорят: «Пусть это делают психотерапевты и таблетки», и выпивают бокал дорогого виски. И ты думаешь: «Ребята, ну вы же сами себе жизнь калечите».

«Режиссёр Юрий Быков, который делал фильмы «Жить», «Майор» и «Дурак» был максималистом-мизантропом, который пытался убедить мир в том, что он – безысходен, пессимистичен, страшен и нуждается в уничтожении. Это крик».

Не зря ведь в средневековом обществе актёров хоронили за кладбищем. Какая-то дьявольщина в этой профессии присутствует, и очень просто свалиться в опасную пропасть, когда вроде всё талантливо, всё красиво, но всё ведёт к смерти, безумию и бессмысленности.

Я и сейчас с трудом верю в добро и справедливость. Но я понимаю, что если и в это не верить, если это не искать, то тогда вся жизнь – бессмыслица. Сидеть в дорогих ресторанах с красивым интерьером, депрессивно попивать дорогие вина и говорить о том, что жизнь бессмысленна – это декадентский гламурный бред, который никому счастья не приносит. Я знаю, отчего мне теперь отталкиваться. Я знаю, что неправильно. Теперь осталось найти то, что правильно.

Перейдём к менее философским вопросам. Есть ли актёры, которых вы хотели бы снять в своих фильмах? Отечественные или зарубежные, неважно.

Не думаю, что хотел бы снять зарубежных актёров. Где я и где зарубежные артисты? (Смеётся)

Современных российских я более менее знаю. Я работал с одними из самых известных российских актёров – с Мироновым и Хабенским. Наверное, я хотел бы поработать с Машковым, Гуськовым и Сухановым. Из тех, кто чуть моложе – с Даней Козловским. Мне кажется, он очень талантливый человек, правда очень затиражированный. Из женщин (улыбается) – с Екатериной Вилковой. Я думаю, что она недоигранная. И с Юлией Хлыниной. Остальные интересуют в меньшей мере. Меня привлекают внятные, темпераментные люди.

Но мне больше хочется работать с неожиданными людьми, открывать их. Это интереснее намного, поверьте. Если я буду работать с Машковым, который, между прочим, ещё и режиссёр театральный, это будет скорее похоже на мастер-класс. Я буду учиться у Машкова, а не он будет выполнять поставленные мной задачи. С другой стороны, я стараюсь работать и с опытными актёрами. Во-первых, я себя закаляю, во-вторых, они очень много дают. И с молодыми потом гораздо проще. Пару-тройку слов сказал и в бой.

У вас уже серьёзный режиссёрский опыт за плечами. Есть ли какой-то особый метод, который вы используете в работе с актёрами?

Обычно говорят: «Я не работаю с артистами, я просто нахожу нужного человека».

Я работаю с актёрами. Мало того, я порой работаю с ними очень математически. Безусловно, на каждую роль нужен подходящий типаж. В театре всё проще. Грим, общий план, 16 ряд. Вы видите только психофизику, причём очень выпуклую. Там девушка может играть мужчину 40-летнего. В кино есть крупный план.

У роли всегда есть рисунок, прежде всего, рисунок по фабуле. Нужно выстроить развитие персонажа. Персонаж должен выйти из точки А, прийти в точку Б и измениться. Это очень важно. Если артист хороший и опытный, он сам это понимает. Но, естественно, нужно это корректировать, потому что у тебя целый ансамбль. Артист же не думает про всех остальных, хотя бывает и такое.

Работа с артистами – это не работа с матрёшками. Я никогда не создаю специальных эмоциональных состояний на площадке. Я сам человек очень эмоциональный. Я никого не интригую. Ни одно спиленное дерево не стоит сделанной картины. Уничтоженная жизнь или судьба – тем более. Поэтому я стараюсь не вводить актёра в какие-то состояния. Я считаю, что если артист техничен и он только что рассказывал анекдот, потом заплакал в кадре, когда нужно – ради Бога. В этом плане я приверженец школы представления. (противовположная сторона – школа проживания, прим. автора). Кино – это результат изобразительный. И если ты в него веришь – не важно, как человек его достигает.

Нельзя приносить на площадку стрессовые ситуации. Там и так всё с эмоциями сопряжено. Поэтому я работаю очень прагматично. При этом достигаю результата наименьшей психологической затраты. Могу анекдот рассказать за 2 минуты до дубля. Я люблю непринуждённую атмосферу на съёмочной площадке. Но ещё больше я люблю этап подготовки и пост-продакшн (улыбается).

Вы учились на актёра. И прекрасно сыграли большую роль в «Майоре». Есть ли у вас потребность в актёрской деятельности или играете только в вынужденных случаях?

Я только недавно стал понимать, что это очень опасно с психологической точки зрения. Эта профессия, особенно в лучших случаях её реализации, очень часто сопряжена с психическими отклонениями.

Проживать чужие жизни, имитировать. Тут дело даже не в проживании. Больше опасности в том, что люди имитируют других людей. И это по формулировке очень близко к шизофрении. Актёрская профессия, безусловно, важна и это одна из самых тяжёлых профессий, но не потому что артисту тяжело, а потому что артист рискует. Некоторые артисты снимают налёт стресса алкоголем. Для меня самое комфортное – это играть у себя в кино какие-то небольшие роли. Либо по необходимости. Как я играл, например, майора Коршунова (к/ф «Майор» – прим. автора).

Ну очень много плохого играют артисты. Особенно в нашу эпоху потребления. Очень часто люди, рекламирующие трусы и духи, гораздо больше пользуются спросом в современном кинематографе, чем большие артисты. Поэтому здесь я для себя принял решение, что играть буду только в редких случаях. Я, безусловно, по душе своей артист, но не актёр. Актёр – это человек, который живёт игрой других людей и это превращается в не совсем адекватные отношения с собственной психикой. Это, к сожалению, дань, которую актёр платит за свой талант. И чем больше он его развивает, тем больше платит.

Работа режиссёра чрезвычайно тяжёлая и нервная. Можете, пожалуйста, назвать самую экстраординарную ситуацию, которая возникала у вас на съёмках.

Она чрезвычайно тяжёлая и нервная, потому что все хотят быстро, вчера и за маленькие деньги. Поверьте мне, если бюджет более менее человечный, если команда вменяемая, если сроки адекватные, то в редких случаях работа будет тяжёлая.

Ну а если серьёзно, работа, безусловно, непростая. Здесь и психологическая нагрузка, и ответственность, и живые деньги. Все эмоциональные и творческие люди, и все переживают, что картина может получиться, а может и нет. И бывает, когда те же самые задачи выполняются в жесточайших условиях, когда нет возможности сделать всё по максимуму. Та же самая выработка в сериале до 10 минут в день доходит. Ты просто не можешь найти творческого решения, потому что у тебя физически нет времени. И получается плохо. И люди из-за этого переживают. Этот стресс – непродуктивный. А когда ты понимаешь, что последовательно ставишь задачу и выполняешь её, при этом достигая результата, тогда стресс оборачивается катарсисом. И как ни странно, это имеет лечебный эффект для человеческой психики.

Что касается экстраординарных случаев – да их много достаточно было. У меня увозили скай-лифт с площадки во время дубля. Машина держит скай-лифт с осветительным прибором. Ночь. Без него не снимешь. И вдруг, в середине дубля свет движется. Мы в шоке. Не уж-то мы от мороза галлюцинируем? Подбегаем и видим, что водитель уезжает. Говорит: «Мне сказали уезжать». Интересуемся у продюсера, что мол происходит, он отвечает: «А у нас оптимизация». И я вдруг понимаю, что это настолько разрыв. Человеку поступил звонок, и он настолько не сопряжён с процессом, что ему сказали – он и едет. Чтоб переработок не было. Бывает, актёры не совсем трезвы. Не буду называть фамилии. Один раз я сидел у плей-бэка, смотрел дубль. Чувствую, кто-то сзади сидит, вместе со мной смотрит. Думаю – продюсер подошёл. Поворачиваюсь – стоит бомж. Спрашиваю: «Ну как тебе?». Отвечает: «Ну ничего так, ну наигранно, конечно,» – и дальше пошёл.

Вообще, с юмором нужно ко всему относиться. Мне кажется, у Бога есть чувство юмора (смеётся). Иначе для чего всё это делается – непонятно.

Есть ли у вас цель, к которой вы стремитесь?

Я скажу так: цель сейчас одна. Цель – найти способ сакрализации ценностей. Она не столько связана с кино. Всё это встанет на свои места, когда найдётся главное. Цель – избавившись от иллюзий, найти способ сакрализации основных человеческих ценностей, а значит, найти смысл. Вот это и есть главное.

Осознаёте ли вы, что двигаетесь в правильном направлении?

Конечно. Любой человек, который бежит от бешеной собаки, осознаёт, что он бежит в правильном направлении. Правильное направление – это движение от смерти. Правильное направление это движение от способов мышления, от способов поведения, которое приводит человека к смерти. Потому что после смерти не бывает ничего. Единственное исключение – это когда человеку нужно спасти от смерти другого человека.

Какими качествами должен обладать хороший режиссёр?

Терпением. Человек может быть способным, но при этом не развивать ремесло. Вроде как «художничество само прорастёт». Это неправильно. Сейчас очень большие скорости. Очень многие люди занимаются той же самой профессией. Очень много развивается способов, приёмов, видения и так далее. И если человек остаётся на убеждении своём, что он способный и этого достаточно, то это очень сильно отбросит его назад по сравнению с другими.

И конечно же – умение видеть: «Зачем». Для некоторых людей процесс играет большую роль, нежели результат. Если человек понимает, что ему это не нужно и он может без этого обойтись, ну это Лев Николаевич Толстой: «Если можешь не писать – не пиши». Но это не значит, что человек должен быть всегда вдохновлён и ходить с большими глазами. Он просто должен понимать, что это продуктивно, что это приведёт к какому-то результату. Иначе он погрязнет в бесконечных стрессах и сомнениях по поводу того, зачем он этим занимается. Должно быть понимание, что это действительно необходимо.

Какой совет вы бы дали начинающим режиссёрам?

Прежде всего, понимать, что мы живём в эпоху потребления. Надо понимать, что сейчас основная часть профессиональной занятости очень тесно сопряжена с выгодой, с коммерческими дивидендами. И это надо принимать. Любой художник хочет быть художником с большой буквы. Но сейчас для этого не время. Это не значит, что им не нужно хотеть быть. Просто нужно быть готовым заниматься неприятным, рутинным ремеслом. Исполнением задач продюсера на сериалах, коммерческим кино. Стараться делать это нечасто. Стараться делать это обдуманно. Стараться хотя бы в этом находить какие-то профессиональные навыки. Но ни в коем случае не отчаиваться. Просто развиваться этим осмотрительно.

И ни в коем случае не думать, что жизнь вообще ограничивается какой либо профессией. Что жизнь сходится клином на чём-либо, кроме самой жизни. Если вы понимаете, что вы исписались, у вас нет творческого вдохновения, это не повод отчаиваться. Мучительно, тяжело, сложно. Но надо искать другие смыслы. Очень многие без работы начинают пить, входить в депрессию. Это неправильно. Надо постоянно искать смыслы. А творческие люди, подвержены этим ситуациям. Ищите смыслы и не зацикливайтесь на том, что не получается. Нет ничего дороже самой собственной жизни.

Автор: Георгий Аверин

Фото: Иван Евсеев