«Когда в 1973 году я поступал в аспирантуру филологического факультета МГУ, тогдашний заведующий кафедрой <…> наверняка внутренне содрогнулся, услышав, что я хотел бы написать диссертацию о творчестве Вл. Ходасевича или М. Кузмина. Внешне он этого не показал, но отверг мои безумные притязания весьма решительно» – так начинается книга Н.А. Богомолова[1], посвященная жизни и творчеству Михаила Кузмина.

Литературоведы при упоминании имени Кузмина содрогаться (в большинстве своем) перестали; однако широкому читателю это имя до сих пор не знакомо. Тем интереснее выбор творческого коллектива Гоголь-центра. Кузмин стал «четвертым лучом» проекта «Звезда» и оказался в компании Мандельштама, Пастернака и Ахматовой (интересно, что подумала бы о таком соседстве Анна Андреевна). И хоть ходят слухи, что спектакль, вышедший месяц назад, не окупается – зал забит до отказа и публика аплодирует стоя. Совсем как на последнем творческом вечере Кузмина.

Михаил Кузмин был человеком-мистификацией. В его биографии много до сих пор не восполненных пробелов и загадок; она до сих пор собирается по обрывкам воспоминаний, дневников, писем его современников – не всегда точных и до конца откровенных. Многое, однако, известно точно, и кратко жизненный путь поэта можно представить следующим образом.

Михаил Кузмин. Источник: http://os.colta.ru (фото из собрания М.Д. Силаевой)

Родился в 1872 году в Ярославле в семье бывшего военного моряка и застенчивой девушки из актерской семьи. Полтора года спустя семья перебралась в Саратов, где поэт и получил начальное образование. Позже перебрались в Петербург – там Кузмин и жил, с годами всё менее неохотно куда-то выезжая. В молодости путешествовал; поездки в Египет и Италию произвели на него наибольшее впечатление (египетские впечатления породят потом галерею образов Александрии начала новой эры).

С детства увлекался искусствами, прежде всего, музыкой; учился в консерватории и поначалу был известен в творческих кругах столицы того времени как композитор (одно из самых известных музыкальных сочинений – музыка для поэмы Александра Блока «Балаганчик»). Сочинял романсы, аккомпанировал, пел («мурлыкал» — будет говорить Марина Цветаева, на которую единственная встреча с Кузминым произвела неизгладимое впечатление). Первый сборник стихов – «Сети», открывающийся программным стихотворением «Мои предки». Его – или что-то другое из этого сборника – чаще всего и вспоминают при упоминании имени Кузмина. Первое крупное прозаическое произведение (и первый крупный скандал) – «Крылья», платоновский «Пир» от Серебряного века. «Сети» выходят в свет в 1908 году, «Крылья» – годом раньше; и до середины двадцатых годов Кузмин пишет и печатается с переменным успехом, рецензирует спектакли и литературные новинки, поет, переживает несколько бурных романов. С 1925-го года становится очевидным, что его творчество совершенно не «вливается» в поток искусства социализма и остается на периферии, отчаянно цепляясь за обрывки буржуазной культуры. Таково единодушное мнение критики; в соответствии с ней ведут свою политику издательства. Едва-едва удается выпустить малым тиражом «Форель разбивает лёд» – поэму или цикл стихов, Кузмин, вероятно, сам так с этим и не определился.

Умер Кузмин в первый день весны 1936 года, в городской больнице, простудившись. В 1938 году расстреляли его последнего возлюбленного Юрия Юркуна, у которого хранились вещи, книги, дневники поэта. Что-то было утеряно, что-то – сознательно уничтожено.

В конце концов Кузмин на долгие годы превратился в набор штампов, был заклеймён как «легковесный» и «эпатажный». Из ведущей фигуры своего времени он стал постыдным поэтом, пятном на теле русской литературы; и это пятно пришлось методично оттирать не одному поколению ученых литературоведов – ничего не вычищая и не замалчивая, а просто открывая читателю Кузмина настоящего, живого и многогранного. Его извлекали из вымаранных строк, из купюр в письмах и дневниках, из точек, проставленных в его стихах цензурой.

Процесс оживления Кузмина и полного включения его в литературную историю продолжается до сих пор – и постановка Гоголь-центра стала, как представляется, важной вехой этого процесса.

Превратить цикл стихов в полноценный спектакль – задача непростая и требующая от режиссера (и всей труппы) крайней тонкости и чуткости. Художник и режиссер-постановщик «Форели» — Владислав Наставшев (сейчас в Гоголь-центре идут две его постановки помимо названной – «Митина любовь» и «Без страха»), он же – композитор, сделал из двенадцати ударов хвостом и трех частей, их обрамляющих, настоящую поэму на театральных подмостках.

Источник: http://gogolcenter.com/ Фотограф: Ира Полярная

Кузминых на сцене два; один – Кузмин-персонаж, герой собственной поэмы (в исполнении Одина Байрона), второй – Кузмин-рассказчик, герой последнего своего творческого вечера в маске старика и сорванным хриплым голосом (в исполнении Александра Ромашко). Такая раздвоенность – в духе Кузмина, менявшего маски в зависимости от ситуации и собеседника. И можно спросить себя – которого из них мы выбрали и предпочитаем знать и помнить? – и ответить, что не узнаем мы ни одного, даже если нам очень захочется.

На звезде во всю сцену – два поэта, за фортепьяно по двум сторонам – Всеволод Князев (актер Андрей Поляков) и Николай Сапунов (актер Дмитрий Жук); два бурных романа Кузмина, оба с несчастливым концом (Князев застрелился, Сапунов утонул). Оба – далеко от времени написания «Форели»; но их появление на сцене можно объяснить, заглянув в дневник Кузмина за период, непосредственно предшествовавший написанию этого цикла. Упоминаются жуткие сны и беседы с мертвецами – это любезничают память и воображение поэта (всегда живое и направленное во многом на мистическое). Память и воображение в спектакле тоже появляются – в образах упомянутых в тексте поэмы экономки и boy-а (роли исполняют Светлана Мамрашева и Андрей Поляков).

Источник: http://gogolcenter.com/ Фотограф: Ира Полярная

Появляется, конечно, и Юркун (актер Георгий Кудренко) – бессловесный, потерянный, смущенный и решительный одновременно. Вместе с Ольгой Гильдебрандт-Арбениной (актриса Мария Селезнева) они всё ходят вокруг звезды на ходулях, шаткие, неопределившиеся, растерянные. На репликах Арбениной, которая как бы комментирует происходящее со своей точки зрения (в противовес звучащим сверху строкам поэмы) публика сначала улыбается. Потом смеется. А потом становится понятно, что это не смешно, а страшно – ничего не сбылось, не будет славы, не будет вечной молодости. Вспоминается финал «Нездешнего вечера» Цветаевой: «И все они умерли, умерли, умерли…».

Не упустили при постановке и такой важный мотив «Форели» как инициация – инициация «второго близнеца», единение через физическую близость и духовное братство. От судьбы достается всем – и Кузмину, и Юркуну, и Арбениной. И если бы не было заключения, то можно было бы подумать, что всё заканчивается хорошо. Но слов из песни не выкинешь – заключение проговаривает Кузмин-рассказчик, остающийся в итоге на своей безымянной звезде в полном одиночестве.

Из музыки Владислава Наставшего и голоса Одина Байрона рождается что-то, позволяющее понять восхищенную Марину Цветаеву, никогда не простившую себе того, что ушла с литературного вечера, не дождавшись пения Кузмина. Первый раз Кузмин-герой появляется, исполняя одну из своих песенок, и они звучат между ударами; превращается в настоящую балладу «Шестой удар» («шотландская баллада» — его подзаголовок). Звучит увертюра из «Тристана и Изольды» Рихарда Вагнера. Невидимый маятник качается от радости к тоске, от счастья к опустошению; замирает где-то посередине – вместе с Юркуном, который перед финалом на мгновение останавливается на пике звезды.

Слёз не заметит на моём лице
Читатель плакса.
Судьбой не точка ставится в конце,
А только клякса.
[2]

Точки ставятся цензурой, а кляксы похожи на звёзды. Гоголь-центр разбивает лёд столетних штампов и казённых фраз одним полуторачасовым рассказом – о борьбе, об искусстве, о жизни. А получается, как всегда с Кузминым – о любви.

Автор: Юлия Мейхер

Фото обложки: http://gogolcenter.com/

[1] Николай Алексеевич Богомолов (1950) – литературовед и педагог. Один из крупнейших исследователей творчества Кузмина в России.

[2] Цикл «Прерванная повесть», стихотворение «Эпилог»