Ксения, мы вас знаем, как главного редактора журнала Psychologies, в интернете я нашла о вас совсем немного информации, расскажите о себе – как вы стали журналистом?
Я до сих пор, честно вам скажу, не воспринимаю себя как журналиста, мне кажется, что редактор – это совсем другая профессия. Редактор больше работает с текстом, а не с людьми, фактами и событиями как журналист. А дело было так… Это было давным-давно, как вы догадываетесь. Как раз, когда я заканчивала школу, наступила «перестройка». Я очень любила, с одной стороны, писать на русском разные тексты: аналитические, литературоведческие, сочинения. С другой – я любила иностранные языки, говорила по-английски и по-французски. А ещё я любила математику. Это экзотическое сочетание математики и гуманитарных наук было представлено на отделении структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ. С одной стороны, это не совсем строгая наука, не физика и не химия, но всё же там применяются абсолютно научные методы. А с другой стороны, язык имеет прямое отношение к гуманитарной сфере. Мне это было близко.
Лето после 7 класса я провела, решая сборник лингвистических задач, очень загорелась и поступила на это отделение в 1986 году. В этот момент началась «перестройка», всё вокруг начало бурлить, возникали всё новые и новые возможности. Изменился пейзаж, культура, в советской закрытой системе возникло обилие возможностей.
«Научный взгляд полезен в редактировании, в общении с экспертами, это расширяет возможности»
Я закончила МГУ, поступила в аспирантуру, но параллельно с этим стали возникать разные проекты: например, я как лингвист работала над первым русским спеллчекером «Орфо». А потом был издательский дом «Коммерсантъ». Сначала туда пошла моя подруга, потом она позвала меня, как это обычно бывает. Был 1991-1992 год, «Коммерсантъ» только начинался. Поначалу местом моей работы был Newsbox – подразделение, куда приходили новости со всех информагенств. Мы их обрабатывали, давали заголовки и готовили для редакции. Я много лет работала в «Коммерсанте»: в журнале «Власть», в журнале «Деньги», занималась переводом иностранной прессы о России, писала большие тексты на основе разной иностранной фактуры. Параллельно с этим происходила вторая жизнь – научная: я защитила диссертацию, съездила несколько раз во Францию на лингвистические стажировки, поработала там и пожила, в 2000 году стала сотрудником Института русского языка им. Виноградова РАН, где до сих пор работаю. То есть я всегда существовала в двух качествах. С одной стороны, очень трудно иметь две работы, которые на самом деле никак не связаны друг с другом, а с другой стороны, это очень здорово, потому что всегда есть разнообразие, разная среда, разные взгляды. Научный взгляд полезен в редактировании, в общении с экспертами, это расширяет возможности.
Вы преподаёте?
Нет. Институт русского языка имени В.В. Виноградова относится к Академии наук, это сугубо научный институт. Там происходит изучение русского языка с разных сторон: с точки зрения диахронии – как он развивался; грамматики – как она сейчас устроена; выработки орфографических норм. Я работаю в отделе экспериментальной лексикографии, где мы составляем словари на основе теперь уже компьютерных корпусов, баз данных, в частности, фразеологические словари, тезаурусы, описания фразеологии.
Вы не думали начать преподавать?
Преподавать… Мне кажется, есть какие-то вещи, которые я достаточно хорошо себе представляю и могу о них рассказать молодым поколениям, но это не лингвистика. Сейчас мне было бы скорее интереснее читать лекции о том, как устроен язык Psychologies, например. Это тема, которой я хорошо владею, и которая мне интересна. На мой взгляд вопрос о том, каким языком писать и разговаривать с читателем, является исключительно актуальным в нашей реальности.
Вы можете припомнить вашу первую победу или, наоборот, поражение на пути к вашей нынешней должности или на пути к журналистике?
У меня никогда не было карьерного плана, ясной цели впереди, к которой надо стремиться. В большинстве случаев со мной всё происходило само собой, возникали какие-то возможности, жизнь предлагала выбор, и я на многое соглашалась. Некоторые предложения оказывались интересными и как-то развивались. Я не могу сказать, что была какая-то победа, или, например, что я собиралась стать главным редактором, когда десять лет назад пришла работать в Psychologies. Конечно, не собиралась. Я пришла сюда, потому что мне это было интересно. Меня привлекла французская основа этого журнала. Мне хотелось заниматься в журналистике не политикой и не строго научно-популярными статьями, а именно областью общечеловеческого.
«На мой взгляд вопрос о том, каким языком писать и разговаривать с читателем, является исключительно актуальным в нашей реальности»
Вас всегда интересовала психология?
Меня интересовала психология, как всех интересует психология. Раньше студенты шли учиться психологии в значительной степени для того, чтобы решить собственные проблемы. Не было психологов на каждом углу, не было множества тренингов, консультаций и других возможностей. Люди занимались психологией, чтобы понять себя. Сейчас гораздо больше возможностей разделения личного и научного: изучать себя отдельно и заниматься психологией отдельно. Эта наука мне была интересна в том смысле, что психология, как и лингвистика, пограничная вещь. Вроде бы это знание о человеке, в каком-то смысле это гуманитарное знание, но в то же время в ней есть немало строго научных аспектов. Психологи ставят эксперименты, считают корреляции богатства и довольства жизнью, места проживания, возраста и счастья. Психология мне нравится тем, что здесь есть и творчество, и строгие закономерности человеческого поведения, которые нужно знать и использовать.
Вы сказали, что Psychologies привлёк вас не только сферой, но и французским происхождением.
Да. Я пришла в Psychologies больше десяти лет назад в качестве человека, который должен был переписывать переведенные тексты французского журнала. Тексты были на русском, но из каждой буквы было ясно, что это перевод, местами корявый, с французскими реалиями, то есть – абсолютно сырой. Моей задачей было превращать такие переводы в понятные русские тексты. А дальше я постепенно находила применение своим способностям: предлагала идеи, что-то переписывала, что-то стала писать сама.
Приходилось ли вам работать за рубежом именно как представителю журнала?
Я несколько раз была во французской редакции, смотрела, как они работают, как у них всё устроено, как они обсуждают номера, то есть как «делают журнал». Но долго я там никогда не работала.
Вначале мы думали, что журнал для русской аудитории нужно будет делать совершенно иначе, потому что Франция – другой менталитет, другие люди. Но нет, люди везде более или менее одинаковые. Конечно, есть какие-то стороны жизни общества, которые действительно отличаются. Самый яркий пример – отношение к сексуальности. Однако всё, что касается чувств, отношений в паре, отношений с детьми, с родителями, принятие собственного возраста – всё глобальное устроено абсолютно одинаково. Можно смело брать французского эксперта, переводить его и быть уверенным, что здесь это тоже сработает.
То есть каких-то радикальных различий в подходах именно к изданию журнала вы не заметили?
Изначально мы во многом шли вслед за французами, так как у нас не было ни собственного языка, чтобы говорить о многих психологических явлениях, ни опыта. Было не так много психологов, готовых разговаривать с популярным изданием и делать психологию доступной. Но чем дальше, тем больше у нас возникало собственных тем. Мы сохраняем «ДНК» бренда, внимательно читаем французские журналы, берём оттуда темы, тесты. Однако много и своего. Мы привлекаем своих экспертов, приглашаем гостей в редакцию, у нас российские герои публикаций.
На мой взгляд, главное в этом журнале – интонация. Есть миллион сайтов, которые пишут про психологию, поп-психологию, кухонную психологию. А здесь есть, с одной стороны, эксперты, которые отвечают за свои слова, потому что они работают с людьми, и мы им доверяем, а с другой стороны – журналисты, которые пропускают всё через себя, когда пишут текст. Они берут на себя миссию представлять читателя — примеряют проблему читателя на себя и с этой позиции задают вопрос: как быть, что можно изменить, как поступить, чтобы было лучше для отношений, для меня, для моего будущего.
«Вначале мы думали, что журнал для русской аудитории нужно будет делать совершенно иначе, потому что Франция – другой менталитет, другие люди. Но нет, люди везде более или менее одинаковые»
Сотрудничаете ли вы с зарубежными изданиями журнала?
Мы все друг друга внимательно читаем. Иногда у нас бывает общая идея, например, французы говорят, что хотят сделать интервью с Анджелиной Джоли, и зовут к ним присоединиться. Тогда мы каким-то образом объединяемся, французский журналист берёт интервью, мы можем задать какие-то свои вопросы. Потом все журналы это интервью в том или ином виде издают.
Французы приезжают к нам раз-два в год, и мы обсуждаем с ними, что нового они придумали, куда они движутся, как они представляют себе развитие журнала. Но, в целом, все издания довольно автономны.
Никакого международного форума, где собрались бы все «дочки» Psychologies не существует?
У нас в разные годы было разное количество изданий. Был момент, когда изданий было действительно много, лет 6 назад, тогда собирали всех главных редакторов в Париже. Тогда издания существовали и в Греции, и в Испании, и в Италии, в Южной Африке, в Китае, которое, кстати, до сих пор есть. Потом некоторое количество закрылось на волне разных кризисов печатной прессы. Сейчас осталось не так много. Бывает, если мне нужна помощь, поддержка или совет, я звоню международному редактору.
Это общение всегда формальное, или у вас сложились дружеские отношения?
Дружескими их было бы слишком смело назвать, нет, мы не настолько много общаемся. Но у меня есть абсолютно ясное ощущение, что мы – единомышленники, мы понимаем друг друга, мы понимаем, какие есть ограничения у нашей работы: финансы, цензура, разница в обществе.
Сейчас печатная журналистика отходит на второй план, это как-нибудь повлияло на вас?
Конечно. Работа журнала постоянно усложняется. Печатные выпуски стали хуже продаваться, у всех есть проблемы с рекламой. Два года назад наблюдался совсем резкий спад, сейчас стало лучше, но тиражей в 320 000 давно уже нет. Но я думаю, что бумага не умрёт, хотя она, конечно, станет совершенно нишевой вещью. Однако существования журнала без бумаги я представить себе не могу. Журнал – это цельная конструкция, то, что заключено между двух обложек, а Интернет – это поток, который захватывает всё, ему труднее иметь собственное лицо. К журналу совершенно другое отношение, он имеет свою стратегию чтения. Когда мы делаем журнал, редактируем тексты, мы представляем себе читателя, листающего журнал с чашечкой кофе и круассаном. Как говорит моя коллега, тексты должны быть написаны бережно и спокойно, чтобы этот воображаемый читатель, не дай бог, не подавился.
Приходят ли на ум какие-нибудь курьёзные случаи, с которыми приходилось сталкиваться во время работы?
Знаете, у нас их столько, что страшно даже вспомнить. (Смеётся). Конечно, есть сумасшедшие, которые пишут нам письма, даже на обрывках газет. Кто-то предлагает писать нам статьи и с нами работать с большим напором и самоуверенностью. Есть какие-то наши внутренние истории. Например, я уже на протяжении многих лет борюсь с выражением «что-нибудь имеет корни в детстве». Когда это сказано один раз – это свежая интересная мысль, но, когда это сказано сотый раз, слова превращаются в штамп. Действительно, всё имеет корни в детстве, но говорить об этом больше уже никак нельзя.
Мы, например, пишем про сексуальность. Сейчас все более-менее привыкли к этой теме, перестали стесняться и прятать глаза. Раньше было очень смешно, один человек редактирует текст, а автор этого текста выбегает и говорит: «Выйдите из моего оргазма, выйдите!».
В «Коммерсанте» раньше были рерайтеры, которые переписывали за журналистами тексты и коллекционировали журналистские перлы. Потом выпускали целые подборки. Из них я помню прекрасную фразу, что две страны «связаны по рукам и ногам общей кровеносной системой».
«Когда мы делаем журнал, редактируем тексты, мы представляем себе читателя, листающего журнал с чашечкой кофе и круассаном. Как говорит моя коллега, тексты должны быть написаны бережно и спокойно, чтобы этот воображаемый читатель, не дай бог, не подавился»
С какими интересными личностями вам приходилось сотрудничать во время работы?
Вот уж в чем нет недостатка, так это в интересных личностях. (Смеётся)
У нас есть прекрасные эксперты, мы их зовём в редакцию для проведения лекций, что всегда очень интересно. Это не закрытое знание, все можно услышать, узнать, понять, спросить, примерить на себя. Есть очень много ярких людей, с которыми мы работали: психолог Дмитрий Алексеевич Леонтьев, Вадим Артурович Петровский – транзактный аналитик, Светлана Кривцова – экзистенциональный психотерапевт, Андрей Россохин – психоаналитик.
Кроме того, у нас на обложке бывают и иностранные звёзды, и русские, с которыми мы разговариваем сами. Я, например, разговаривала с Ренатой Литвиновой для обложки, это было увлекательно, потому что это совсем не похоже на то, что мы видим издалека. Иногда с нашими звёздами бывает очень трудно согласовать материал, чтобы они подтвердили собственные слова: они начинают немедленно все вычищать, смягчать, ругаться – это довольно нервное занятие. Но разговаривать с ними, безусловно, интересно.
Также есть такая часть журнала, которая называется «Портфолио». Это портреты обыкновенных, реальных людей, где они, отвечая на наш вопрос, рассказывают свою историю: например, почему они поменяли или не поменяли фамилию, выходя замуж. Часто бывают какие-то абсолютно неожиданные ответы, что только подтверждает, какие мы все разные.
А необходимо ли быть психологически подкованным профессионалом, чтобы работать в вашем издании?
Мы подковываем в процессе работы. (Смеётся). Я скажу вам страшные, скучные слова – нужна общая культура, человек должен читать книги просто для себя, он должен уметь их читать, понимать, что там написано, иметь вкус к этому занятию. Прежде чем мы идем с кем-то разговаривать, мы подходим к книжным полкам, которые у нас в соседней комнате, и готовимся. С годами, конечно, многое становится проще. В этом всём нет никакого сакрального знания, всё нарабатывается. Если вы готовы слушать эксперта, идти за ним, задавать уточняющие вопросы и, если при этом вы доверяете этому человеку, то всё получается.
Конечно, психологическое образование – это плюс, но иногда это создаёт проблему столкновения предпочтений, точек зрения. Кто-то любит, скажем, психоанализ, и хочет пойти к специалисту в этой области, а другой предпочитает, например, гештальт-терапию. С точки зрения журналистики – это неверно, нужно уметь говорить со всеми и извлекать ценное из каждого подхода. Тут ещё важно, чтобы эксперты говорили нам нечто такое, что мы без них вряд ли бы поняли и сформулировали, что-то небанальное и неочевидное.
Есть ли у вас глобальные планы относительно журнала?
Я тут могу планировать всё, что угодно, но мы – часть большого издательского дома, у которого своя стратегия развития. Сейчас есть такая тенденция – завоевывать digital: делать сайты, развивать их, в особенности развивать большую сеть женских сайтов. Мы сейчас лидеры в данном сегменте, так называемого «Интернета для женщин». Так что моя стратегия может быть какой угодно, но всё может в один момент измениться, и часто так оно и бывает. В своей работе я строю планы на ближайшие три месяца, в большой перспективе – год. Как это выглядит? Мы ищем новые темы, новые лица. В одном из последних номеров, например, у нас была встреча с политологом Екатериной Шульман. Вроде бы политолог – не наш человек, но, оказывается, есть большой вопрос, как себя вести гражданину в нашем обществе, какие у нас есть возможности осмысленных действий, акций, что мы можем сделать, не будучи революционерами. Это было очень интересно, раньше такого у нас не было.
Сейчас, по мере того, как я отдаляюсь от молодёжного возраста, я начинаю интересоваться этим возрастом со стороны. Мне кажутся интересными фигуры видеоблоггеров или таких людей, как Oxxxymiron и NoizeMC. Мой сын постоянно говорит: «Когда же у вас будет Oxxxymiron, я готов взять у него интервью». Так что это для меня – область интереса, пусть и не близкая мне, но, разумеется, журнал должен быть интересен и для молодых людей тоже.
Что вы можете сказать о планах относительно вашей карьеры?
Я, честно говоря, совершенно не склонна к планированию. Начнём с того, что я совершенно не планировала быть главным редактором, поэтому смешно планировать что-то ещё. Я хочу заняться ещё некоторыми проектами в науке. Пока что мне достаточно развития в пределах этого журнала, это отнимает очень много энергии, эмоций, времени. Очень трудно из себя выпрыгнуть и посмотреть куда-то за далёкий горизонт. Но я люблю писать, я люблю переводить, я люблю языки, из всего этого сочетания может возникнуть что-то ещё.
«Кто-то любит, скажем, психоанализ, и хочет пойти к специалисту в этой области, а другой предпочитает, например, гештальт-терапию. С точки зрения журналистики – это неверно, нужно уметь говорить со всеми и извлекать ценное из каждого подхода»
Что вас вдохновляет как главного редактора и как личность?
Как главного редактора меня вдохновляет, когда я читаю отличный текст, и у меня возникают в связи с ним идеи. Меня вдохновляет общение с коллегами, мы обсуждаем события – общественные и личные, и из этого всегда что-то рождается. Ещё есть книги, которые меня вдохновляют, когда я успеваю их читать в короткие промежутки свободного времени.
Какие книги вы любите?
Недавно я прочла книгу Эллендеи Проффер Тисли «Бродский среди нас», сейчас я читаю книгу её мужа Карла Проффера о литературных вдовах, советских, и про Бродского тоже. Это увлекательно в двух отношениях: там прекрасный образ автора, то есть видно, что эти люди, смотрящие извне на нашу культурную жизнь, понимают её, сочувствуют ей и отчасти препарируют; с другой стороны, они просто потрясающие как личности.
Кто вы, когда не главный редактор?
Очень трудно перестать быть главным редактором. Кроме того, я не бываю им в очень короткие промежутки времени. Я прихожу домой настолько поздно, что дети обычно спят. С другой стороны, я и сейчас не главный редактор. Кто такой главный редактор? Это просто функция, это невозможно как-то в себе укоренить. Сегодня ты главный редактор, завтра – нет. Эта работа мне нравится самим её процессом, а не статусом. Статус хорош только тем, что иногда помогает улаживать какие-нибудь конфликты.
Вы занимаетесь общественной деятельностью?
В прямом смысле нет. Но весь этот журнал – это сплошная общественная деятельность. Как только начинаешь писать колонку, так всё, что происходит в обществе, немедленно на тебя наваливается. Я писала колонку на следующий день после того, как убили Немцова, и невозможно сделать вид, что этого не было, что нас это не касается. Хотя, как журнал, мы стараемся не выступать с какой-то политической позицией, потому что есть вещи более общие, чем политика.
Какой совет вы бы могли дать начинающим журналистам, а особенно людям, имеющим иное образование, но крайне заинтересованным в журналистике?
Мне кажется, иное образование — это прекрасно. Вот «Коммерсантъ», где возникла постсоветская новая журналистика, радикально отличающаяся от советской, был создан не журналистами. И это отлично работало. Мне кажется, что для журналиста, кроме любопытства и широкого взгляда, важно иметь базовое образование; даже если оно не журналистское, в этом нет ничего страшного. Пусть он историк, экономист, но он знает свой предмет, значит, в нем есть какое-то «мясо», область, которую он знает и понимает. Научиться писать проще, чем освоить целую область знаний.
Если по пунктам, то, конечно, журналисту нужно:
- Заниматься самообразованием, неважно, что под этим понимать.
- Внимательно читать тексты других журналистов, других изданий, следить за тем, что происходит, и анализировать это.
- Знать иностранные языки, читать иностранную прессу.
- Хорошо относиться к людям, о которых пишешь. Всегда учитывать их позицию и понимать, какие последствия будет иметь публикация для их жизней.
- Вариться в профессиональном «котле». Редко журналист может существовать сам в качестве блоггера или колумниста. Большинство людей лучше понимают свою профессию, когда у них есть профессиональное сообщество. Важно, когда есть люди, с которыми ты говоришь на одном языке и готов услышать их точку зрения.
Интервьюер: Анастасия Аврамова
Фотограф: Полина Лазарева
