Современные поведенческие стратегии в процессе взаимодействия между людьми всё более явно указывают на то, что вопросы морали и этики никогда по-настоящему не усваиваются нами в абстрактном чёрно-белом разделении. Исследования по бихевиоризму (направление социальной психологии, которое рассматривает поведение человека как результат воздействия факторов окружающей среды) устанавливают, что этика, не терпящая абстракции, требует от нас выработки моральных норм с помощью моделирования экстремальных обстоятельств разного рода. Так, в детстве мы пробуем делать и говорить новое для того, чтобы получить сигнал о верном или неверном характере нашего поведения, а позднее начинаем экспериментировать самостоятельно. Человек вырастает, пробует, ошибается, и палитра допустимого, этичного и, строже, «правильного» для нас приобретает всё более яркие оттенки. Такие непростые, но необходимые для нашего личностного становления эксперименты – солгать в школе, сделать запретное, скрывшись от чутких родительских глаз, зло подшутить над знакомым или оказаться преданным – со временем переходят из области житейских в разряд интеллектуальных. Мы учимся у фильмов, книг и игр, предоставляющих нам вожделенную, но, на сей раз, относительно безопасную возможность узнать: пройдут ли наши этические убеждения проверку тем или иным частным случаем? Что будет «верным» поступком в именно в этой ситуации? Как бы я повел(-а) себя, будь я на его/её месте? Такой моделью, в частности, является и знаменитая «дилемма 6 выживших», предлагающая нам выбрать между спасением пяти пассажиров затонувшего корабля, ждущих чуда на одной скале, и помощью одному человеку, находящемуся в столь же бедственном положении на другой скале. Разумеется, согласно вводным данным этой интеллектуальной модели спасти всех не удастся и выбор непременно должен быть сделан.

В настоящей статье мы проанализируем данную дилемму на предмет её разрешения в контексте трёх основополагающих этических систем в интеллектуальной традиции: деонтологической этики, утилитаризма и контрактуализма, представленного в здесь теорией Томаса Майкла Скэнлона.

Деонтология Иммануила Канта

На страницах «Критики практического разума» (1788) и ряда докритических эссе Кант разворачивает свои этические положения. Двойственная феноменально-ноуменальная картина мира мыслителя из Кенигсберга выражена в его универсальной формуле «звёздное небо надо мной и моральный закон внутри меня». В соответствии с этим, по окончанию своего первого проекта гносеологической модели, запечатленного в «Критике чистого разума» (1781), Кант с необходимостью приходит к оформлению структуры этического, в связи с чем формулирует категорический и гипотетический императивы, продуцирующие в его теории любой нравственный закон. В свете решения «дилеммы 6 выживших» следует обратиться к категорическому императиву как тому конструкту кантовской этики, который своим объективным характером кардинально отличает его концепцию от двух других, рационально-субъективно установленных. Итак, примем во внимание теоретические аспекты категорического императива: 1) «поступай согласно такой максиме, руководствуясь которой в то же время можно пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» ; 2) «поступай так, чтобы всегда относиться к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого, только как к цели, и никогда как к средству»; 3) «руководствуйся принципом индивидуальной воли, всеми своими максимами устанавливающим общий закон». Если принять эти универсальные положения, а также то, что свобода (в данном случае, свобода спасающего, его выбор) установлена в сфере ноуменального и присуща человеку лишь как некоторому буферу, находящемуся в пограничном состоянии между миром феноменов и «вещей в себе», становится очевидно, что «дилемму 6 выживших» нельзя разрешить, находясь в координатах кантовской деонтологии. Никакой сложной аргументации: спасатель внутренне свободен сделать выбор в пользу любой из скал с выжившими, но делая его, он нарушает каждую из дефиниций категорического императива, собственно дающего ему свободу морального выбора, а именно: забывает о человеческом достоинстве, не может помыслить максиму своей воли всеобщим законом, поскольку обрекает одного или нескольких людей на смерть, и в любом случае использует кого-либо в качестве средства для спасения другого.

Утилитаризм Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля

Несмотря на то, что первое применение термина «деонтология» и его использование в контексте политического в истории мысли закреплено за Иеремией Бентамом, социально-этический дискурс развернулся таким образом, что его имя мы связываем с теорией утилитаризма наравне с Джоном Стюартом Миллем, опубликовавшем в 1861 году свою этическую работу «Утилитаризм». В этической теории утилитаризма уже не может идти и речи об универсальных моральных положениях, если таковыми не считать основания утилитарной концепции, агрегирующие все нравственные начала под эгидой пользы. Политология также определяет это учение как «консеквенциализм», что указывает на большее внимание к тому последствию, к которому ведет действие агента, чем к его сущности. Этика утилитаризма может быть выражена в двух принципах: 1) «моральное есть то, что приводит к счастью наибольшего количества людей» и 2) «цель оправдывает средства». Эти принципы уже в самой своей формулировке позволяют провести демаркационную линию между утилитаризмом и деонтологической этикой. Практическое применение утилитарной этики к «дилемме 6 выживших» позволяет сделать однозначный вывод: верное решение данной проблемы существует и кроется в спасении большего количества людей.

Контрактуализм Томаса Майкла Скэнлона

Основным маркером этики Томаса Скэнлона следует признать рациональность. Моральный выбор агента, как и в случае с утилитаризмом, перестает быть автономным и подотчетным лишь делающему выбор, поскольку в концепции контрактуализма чрезвычайно важна идея фальсификации любого решения относительно нравственного: каждый выбор может быть отвергнут и подвержен изменению, если для такой перемены найдутся рациональные аргументы. В некотором смысле контрактуализм является синтезом двух вышеприведенных теорий, так как признает ценность человеческого достоинства наряду с ценностью индивидуального счастья и благополучия. Последний принцип отвергается присутствием антиэвдемонизма в этике Канта. В системе Скэнлона важная идея «различной оценки разных ценностно окрашенных феноменов». С одной стороны, разрешение дилеммы в том виде, в котором она прописана в задании, будет идентично тому, что предложит нам утилитаризм. И здесь утилитарный принцип 5>1 будет легитимно и органично вписан в решение задачи. Но попробуем теперь подойти к решению дилеммы с критической точки зрения и добавить новые условия: на одной скале спасатель видит выжившего лауреата Нобелевской премии по физике (известного политика/писателя), на другой — пять стариков или, того хуже, пятерых людей больных смертельным недугом, который можно идентифицировать с предложенного в задаче расстояния. Такое допущение позволяет нам полагать, что в данных условиях рациональное решение спасателя будет другим. Но допущение может быть и менее радикальным. Отметим, что контрактуализм, этимологически образованный от слова «контракт», имеет еще одну важную черту – необходимость признания субъекта другими субъектами как агента морального выбора, свободного, способного принять истинное рациональное решение. Это, полагаю, дает нам право также на моделирование следующей ситуации: если на скале с пятью людьми собрались те, кто не вовлечен каким-либо образом в социально-этический контракт, то это рационально оправдывает решение спасателя выбрать скалу с одним человеком, признающим определенный социальный протокол.

Бонус: решение, которое может показаться разумным нам

При разрешении «дилеммы 6 выживших» мы можем предложить предоставить агенту морального выбора – спасателю – следовать принципу максимизации личного счастья. Во-первых, этот ход позволит нам вывести область его возможных решений из-под юрисдикции социального-политического, поскольку следование сугубо личным нравственным ориентирам не может быть раскрыто ни в руссоистских терминах ограничения чего-то личного одного субъекта личным другого (так как речь не идет о свободе, раскрывающейся лишь интерактивность субъектов), ни через любые политические регулятивные механизмы (полагать, что в ситуации обязательной жертвы чьей-либо жизнью какой-либо закон может предписать спасателю поступить так или иначе, абсурдно). Во-вторых, в случае следования личному счастью любое решение спасающего будет оправдано при любых привходящих условиях: он может оказаться прожженным утилитаристом и спасти пять незнакомых ему людей вместо близкого ему человека, застрявшего на противоположной скале (как в известной дилемме машиниста поезда и его ребенка), и в данном случае его личное счастье будет отождествляться с моральным долгом, что не противоречит предлагаемому принципу, или же сделать иной выбор, который большинству из нас в подобной ситуации совершенно понятен. Таким образом, мы предлагаем некоторый «синтез» позиции Скэнлона и предшествующих ему этических теорий. Вероятно, единственно возможный способ предложить верное решение в дилемме, где верного решения быть не может – сделать «правильность» такого выбора вариативной и необходимо свободной ото всех внешних критериев оценки. Кроме того, если оставить за скобками сущностный характер выбор агента, который мы делегируем только ему и никому более, и все же обратиться к тем социальным или правовым последствиям (хоть мы и исключили возможность этого), которые могут сопутствовать выбору, то заметим, что одной из главных демократических конституционных свобод является свобода «стремления к счастью», а ни в одной либеральной правовой системе (даже в прецедентном праве) не предусмотрено наказание за предпочтение одной жизни другой при доказанном неимении других опций для субъекта, свободного отдавать предпочтение. Правовая ответственность наступает лишь в случае бездействия, а свобода выбора у агента выбора в «дилемме 6 выживших» не может быть ни отчуждена (что для него, конечно, является, скорее, негативным фактором), ни осуждена.

 

Автор: Ярослав Веринчук