Если хочется блеснуть в разговоре о политике, можно начать любое рассуждение со слов «в России нет гражданского общества». Эта фраза превратилась в клише, которое, как и все клише, почти утратило смысл. Насколько точна подобная формулировка проблемы? Действительно ли в нашей стране нет гражданского общества? Скорее, нет системно действующего гражданского общества, отлаженных схем его взаимодействия с властью. «Подушка безопасности», необходимая для предотвращения чрезмерного давления государственного аппарата на население страны, в России выражена больше в хаотичных всплесках и спадах народного возмущения, чем в институциональном представительстве гражданской инициативы. И было бы не слишком корректно обвинять в сложившейся ситуации только менталитет или отсутствие политической культуры.

Один из важнейших институтов гражданского общества – некоммерческие организации. Они сочетают в себе обособленность от аппарата управления, что дает возможность проявлять независимую от государства инициативу, и статус юридического лица, который расширяет сферу их полномочий по сравнению с прямым выражением гражданской воли, например, петицией или митингом: бо́льшие профессиональные и юридические ресурсы позволяют НКО заниматься проблемами, требующими долгосрочного решения. В 2014 году Министерство Юстиции РФ получило право самостоятельно включать некоммерческие организации в список «иностранных агентов». Это стало своеобразной точкой бифуркации во взаимоотношениях представителей власти и НКО. Поэтапно такие организации оказались вне политической жизни страны: государство вышло из-под их влияния, предоставив НКО свободу только в социально-культурных вопросах. Казалось бы, вести дальнейшее наступление на НКО бессмысленно, но ноябрь 2016 года показал, что ограничивать деятельность оппозиционно настроенных некоммерческих объединений можно бесконечно.

16 ноября Алексей Петров, координатор движения в защиту прав избирателей «Голос – Сибирь», лишился поста замдекана исторического факультета ИГУ. Официальная причина увольнения преподавателя – многочисленные неявки на работу без уважительной причины; сам Петров утверждает, что в число его «прогулов» включили неучебные дни. При этом решение о снятии господина Петрова с должности было принято единолично ректором, несмотря на то что подобные вопросы входят в компетенцию профкома (накануне профком проголосовал против увольнения профессора). Предварительно прокуратура провела проверку в отношении Алексея Петрова на основании обращения некоего гражданина (позже выяснилось, что это Сергей Позников, местный активист национального фронта, который не является ни студентом ИГУ, ни преподавателем). В этом обращении господин Позников обвиняет Алексея Петрова в том, что тот общественной деятельности уделяет больше времени, чем преподаванию. Ранее, 2 ноября, в Москве опечатали офис Amnesty International, обосновывая это тем, что организация нарушала условия аренды. Представители объединения отвергают обвинения, заявляя, что соблюдали арендные требования. При этом сотрудников офиса Amnesty International в России никто не уведомил о готовящихся санкциях заранее. В настоящее время члены организации пытаются связаться с представителями власти, но те не выходят на связь. Не так давно Amnesty International провела исследование, где отражены итоги четырех лет действия «закона об иноагентах».

Почему же власть не уверена в бессилии НКО? Чем ноябрьские действия по отношению к некоммерческим организациям отличаются от прежней реакции на протест? Наконец, чем грозит такая тенденция?

А на плече горит клеймо…

Чаще всего список негативных последствий «закона об иностранных агентах» начинается с идеологической дискриминации НКО. Формулировка «иностранный агент» вызывает ассоциации со «шпионами» и «предателями». Поскольку такие понятия затрагивают эмоциональную сферу, далеко не все озадачиваются рассуждениями, кого «предали» НКО и в чем заключается их «шпионаж». Как следствие, уровень доверия НКО со стороны населения резко падает. При этом тень «зарубежного финансирования» задевает и те организации, которые оказывают социальную поддержку (например, юридическая помощь заключенным или профилактика СПИДа) в случаях, когда государство не в состоянии предоставить альтернативу. Граждане избегают обращаться за помощью к некоммерческим организациям – но и апеллировать к государственным учреждениям, как правило, неэффективно, поэтому проблемы, от которых отстранили НКО, остаются нерешенными.

Однако, если перефразировать известную поговорку, «власть приходит и уходит, а кушать хочется всегда». При выборе между «верностью Родине» и решением актуальных вопросов результат очевиден. Кроме того, декларативная риторика о могуществе России, ее положении едва ли не единственного острова истины в море всеобщего сумасшествия, в массовом сознании противоречит затяжному экономическому кризису и его последствиям. От великой страны и ее руководства, которому доверяет подавляющее большинство населения, рядовые граждане ждут немедленного решения всех проблем – но Гордиев узел посткрымского кризиса в Кремле разрубать не спешат. Безусловно, подобные вопросы требуют долгого обдумывания – но заоблачный рейтинг президента подпитывает народную веру в скорейшее процветание России, и чем дольше оно не наступает, тем больше человеческих капель покидает поток ура-патриотизма. Вслед за скептическим отношением к возможностям государства решить вопросы, связанные с кризисом, закономерно появляется недоверие к патриотическим заявлениям. А недоверие к концепции «патриот – не патриот» автоматически снимает табу на взаимодействие с «иностранными агентами». Действительность подтверждает, что клеймо «врага народа» — недостаточное обоснование, чтобы отказаться от помощи НКО.

Скажи мне, кто твой друг…

Еще одна причина скрытой борьбы с НКО – изменение ориентиров в публичном образе Владимира Путина. До недавнего времени глава государства воспринимался как человек, который опирается на элиты. В таком случае, общество видело некую отчужденность власти от народного запроса. НКО выступали в качестве некой альтернативы, ответа на запрос населения со стороны внегосударственных объединений. После подъема патриотических настроений Владимир Путин стремится создать образ «народного президента» разными способами, от учреждения прямой линии до нарочитой простоты и вульгарности своей речи. В подобном контексте НКО становятся ненужным звеном во взаимоотношениях народа и государства. Они не только действуют как институт гражданского общества, но и конкурируют с властью за монопольное право на определение внутриполитического курса. Естественная система гражданского противовеса государству – как прямая, проявляющаяся в институтах гражданского общества, так и делегированная – политические партии – воспринимается как соперник в осуществлении власти.

Что такое хорошо и что такое плохо?

С одной стороны, ловушка, которую предполагает высокий рейтинг главы государства – зависимость руководства страны от ожиданий населения – вынуждает государство действовать осторожнее в отношении НКО. Уголовное преследование координаторов общественных движений по сомнительным обвинениям сменилось препятствием к осуществлению деятельности и подрывом авторитета. Если до этого попытки ограничить НКО в политических рычагах влияния вызывали беспокойство, сейчас они скорее выглядят смешно. Однако в этом заключается и серьезный риск: устрашение возбуждает протест, смех – только пассивный скепсис. Возможно, именно пассивная реакция на происходящее с некоммерческими организациями приведет к большей свободе государства в отношении НКО. Наблюдается и другая серьезная тенденция: под преследование подпадают целые организации, а не только их руководители. На данный момент сложно сделать прогноз дальнейшего развития ситуации, но очевидно, что подчинение НКО государственному аппарату приведет к фактическому уничтожению гражданского общества в России.

Автор: Анастасия Садовская